Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

Впоследствии это назовут “политикой дальневосточного Мюнхена”, но она началась гораздо раньше Мюнхена. А пока в Западной Европе разыгрывались еще другие игры. Она стала первым полигоном для внедрения теорий “пацифизма”. Либеральная пропаганда вспоминала об огромных жертвах и затратах Первой мировой, о высшей ценности человеческой жизни, откуда следовало, что никакие цели не оправдывают морей пролитой крови, никакие репарации и территориальные приращения не окупают издержек. Значит, войн не должно быть вообще, конфликты надо решать только мирным путем. Что угодно, только не война. И пацифизм менял психологию людей. Падал престиж армии. Военная служба начинала восприниматься, как нечто постыдное, лишнее, отрывающее от более важных занятий. Зачем она, если надо обходиться без войн любой ценой? Любой. Пацифизм очень хорошо согласовывался с идеями эгоизма и гедонизма. Главное — самому жить и наслаждаться жизнью. А честь, национальные интересы, отечество, получались, может быть, и нужными, но “абстрактными” понятиями…

Ну а Гитлер в это же время задумывал фактически повторение старого плана Шлиффена — сперва сокрушить Запад, а потом ударить на Восток. Только, в отличие от Шлиффена, его план основывался не на сомнительных расчетах о сроках мобилизации и пропускной способности железных дорог, а на более надежных средствах, дипломатических. Этот сценарий предусматривался с самого начала, еще до прихода к власти. В беседах с Раушнингом Гитлер признавался: “Что до меня, то я, очевидно, не стану уклоняться от союза с Россией. Этот союз — главный козырь, который я приберегу до конца игры. Возможно, это будет самая решающая игра в моей жизни. Но нельзя начинать ее преждевременно, и ни в коем случае нельзя позволять всяким писакам болтать на эту тему. Однако если я достигну своих целей на Западе — я круто изменю свой курс и нападу на Россию. Никто не сможет удержать меня от этого. Что за святая простота — полагать, что мы будем двигаться все прямо и прямо, никуда не сворачивая!” [146]

Конечно, Гитлер не знал, какая роль отводилась ему в планах заокеанских теневых сил. Он действовал по своим замыслам. Но с планами американское “закулисы” эти замыслы очень хорошо совпадали. Сперва нацелить немцев на Запад, потом на Восток…

Однако для фюрера начинать подготовку к войне против западных держав было и впрямь преждевременно. Сперва Германии требовалось добиться отмены ограничений Версаля, создать и вооружить большую армию. Сделать это можно было только при попустительстве Запада — следовательно, требовалось налаживать “дружбу” с ним и демонстрировать вражду к СССР. Уже 2 марта 1933 г. фюрер открыто заявил: “Я ставлю себе срок в шесть-восемь лет, чтобы совершенно уничтожить марксизм. Тогда армия будет способна вести активную внешнюю политику, и цель экспансии немецкого народа будет достигнута вооруженной рукой. Этой целью будет, вероятно, Восток”.

Геринг, Розенберг, Гугенберг, Шахт завели в Англии секретные переговоры о том, что из-за голода в СССР начнутся восстания, междоусобицы, и надо быть готовыми воспользоваться моментом. Об этих переговорах 4 июля 1933 г. советская военная разведка доложила Ворошилову: “Особый проект предусматривает раздел русского рынка. По мнению германских кругов, следует ожидать скорого изменения политического положения в России и, соответственно этому, желательно заблаговременно разделить эту громадную область сбыта”. Развернулась антисоветская истерия в германской прессе. Подогрел ее Лейпцигский процесс над “поджигателями рейхстага”. Нет, он требовался нацистам вовсе не для того, чтобы опорочить и добить германскую компартию — ее уже добили. Просто перед лицом Запада лишний раз демонстрировали свое отношение к “руке Коминтерна” и “русской угрозе”.

И прежнее партнерство СССР и Германии оборвалось. Военно-техническое сотрудничество сворачивалось, совместные учебные и испытательные базы были ликвидированы. Впрочем, торговля продолжалась. По прежним контрактам Крупп и прочие германские промышленники поставляли России необходимые ей технологии, оборудование, товары, в том числе и военные. Да и как было не поставлять, если Москва платила валютой и золотом, которые требовались для вооружения Третьего рейха? В Германию шла и львиная доля советского экспорта зерна, без чего немцам, едва начавшим выползать из кризиса, обойтись было бы трудно.

Но внешнеполитические ориентиры СССР изменились. Наркому иностранных дел Литвинову была открыта “зеленая улица” на наведение мостов с англичанами и французами, и он рьяно взялся за дело. Уже с осени 1933 г. в Москве стали появляться французские делегации. В 1934 г. Советский Союз вступил в Лигу Наций. С французами начались переговоры о создании системы коллективной безопасности в Европе. Хотя при подобной политике по сути получалось, что Россию втягивают в назревающую войну так же, как втянули в прошлую.