Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

После разгрома на XIV съезде “левые” отнюдь не успокоились. Тем более что экономическая ситуация в стране оставалась тупиковой, в народе усиливалось недовольство. Например, в 1926 г. количество забастовок возросло до 337 (против 196 в 1925 г.) Причем теперь к зиновьевцам примкнул и Троцкий. Он наконец-то понял, что остался с носом, что поражение “новой оппозиции” вовсе не обернулось выигрышем для него. Начались переговоры между обеими группировками, лидеры признали взаимные “ошибки” — когда хаяли друг друга. И возникла “объединенная оппозиция”. Заключались союзы с любыми инакомыслящими — с остатками “рабочей оппозиции” Медведева, с группой “демократического централизма” Сапронова и Смирнова, которая проповедовала вообще возврат к анархии 1917 г. — чтобы рабочие сами избирали и контролировали директоров и прочих начальников.

И оппозиция взялась действовать уже по сути “дооктябрьскими” методами. Устраивались самочинные митинги на заводах. Для выступления Лашевича московских партийцев пригласили на сходку в лесу. Велось размножение и рассылка оппозиционных материалов — их появление отслеживалось в Брянске, Саратове, Владимире, Пятигорске, Гомеле, Одессе, Омске, Харькове. Зиновьев вовсю пользовался аппаратом Коминтерна — его сотрудники разъезжали по стране, организуя сторонников. Троцкий на митингах подогревал недовольство рабочих, соблазняя их своей “хозяйственной программой”: “На полмиллиарда сократить расходы за счет бюрократизма. Взять за ребра кулака, нэпмана — получим еще полмиллиарда. Один миллиард выиграем, поделим между промышленностью и зарплатой”.

Это была чистейшей воды демагогия. Бюрократический аппарат в СССР и впрямь был огромным, в 10 раз больше, чем в царской России. Но он и не мог быть меньше. До революции он дополнялся земскими структурами, частными правлениями предприятий. И к тому же, сказывался слом православной и патриотической морали — в советские времена над каждым чиновником требовалось ставить контролеров, и контролеров над контролерами. Сокращение аппарата грозило экономике не выигрышем, а хаосом. Да и сам Лев Давидович “забывал”, что живет вовсе не так, как рабочие, которых он провоцировал — ни в чем себе не отказывая, в роскоши, по несколько раз в год выезжая отдохнуть в Крым, на Кавказ, за границу. Но какая разница? Главное было — раздуть бучу.

Троцкисты раз за разом пытались сыграть и на “политическом завещании” Ленина. Этот вопрос поднимался еще в 1924 г. на XIII съезде партии. А летом 1926 г. на пленуме ЦК о нем вспомнили снова, потребовали от Сталина зачитать его. Что ж, Иосиф Виссарионович соглашался. Вопреки легендам, он “завещания” не скрывал. Но использовал его против своих же противников. Обвинения в “грубости” не выглядели такими уж серьезными для партийных работников времен гражданской войны. А вот определение в адрес Троцкого, “небольшевизм”, звучало убийственно. Ленин, правда, отмечал, что его нельзя ставить в вину Льву Давидовичу, но Сталин делал на нем акцент — и попробуй-ка, оправдайся! [157]

Иосиф Виссарионович снова сумел внести раскол среди своих противников. Зиновьева заставили присоединиться к осуждению “рабочей оппозиции” — поскольку ее еще при Ленине заклеймили как “меньшевистский уклон”. Удалось вывести из игры и Крупскую. Известно что Сталин напомнил ей: “Мы еще посмотрим, какая вы жена Ленина”. Правда, трактуют его по-разному. Автор исследований на данную тему Ю.М. Лопухин предположил, что Иосиф Виссарионович намекнул “на старую дружбу с И.Ф. Арманд” [84]. А в дальнейшем тиражировании скандальных версий эта фраза была еще и искажена: “Мы еще посмотрим, кого сделать женой Ленина”. С выводом, что Сталин шантажировал несчастную старушку, грозя переиначить истину и “сделать” супругой Владимира Ильича его любовницу.

Однако с такой интерпретацией согласиться нельзя. Сталин еще не был настолько всемогущим, чтобы переписывать историю. Какое там, если он не был в состоянии даже заткнуть рот оппонентам? И если внимательно прочесть эту фразу, можно отметить — слово “какая” предполагает качества жены, а не измены мужа. С куда большей вероятностью Сталин намекнул на ту роль, которую играла Крупская в период болезни Ленина — обеспечивая влияние троцкистов, игнорируя предписания врачей и постановления ЦК, усугубляя его состояние истериками. И на попытку отравить мужа в марте 1923 г. Это, разумеется, только предположение, но в любом случае, намек оказался для Крупской предельно ясен. Она знала, что имеет в виду Сталин, и это было настолько серьезно, что она испугалась. Так испугалась, что публично отреклась от соратников.