— О да, — кивнул Уизли. Его голубые глаза сверкали, как буравчики. — Вообрази мое удивление, когда управляющий этим маленьким заведением сказал, что последние две ночи у него останавливался богатый джентльмен. Оплата вперед, свыше прайса, если тот будет продолжать посылать бутылки Огдена, чтобы те не заканчивались.
Я уставился на спящую девушку. Густые, ядовитые угрызения совести заменили всю кровь в моем теле. Ненависть к себе была бурлящей, осязаемой силой.
Очевидно, он неправильно истолковал выражение моего лица.
— Не волнуйся, она не умерла. — С легкой гримасой Уизли поднял с пола пустую бутылку и поставил на прикроватный столик. — Хотя я подозреваю, что у нее будет похмелье, сравнимое с твоим. Лучше вести разговор вполголоса, иначе ты разбудишь ее до главного события.
— Чего ты хочешь, Уизли? — прошептал я.
— Гермиона, — ответил он и, прежде чем я успел что-то сделать или сказать, продолжил: — …ждет за этой дверью.
Я знал, чем закончится его игра, и ничего не мог сделать, чтобы спастись. Это была моя вина. Это всегда была моя вина. И все из-за глупого спора и моей проклятой гордости.
— Уизли, не делай этого… Я сам ей скажу, но, черт возьми, не позволяй ей сюда входить.
Он поднялся на ноги, и я возненавидел, совершенно возненавидел то, как он отряхивает брюки, словно мерзость комнаты, обстановка и я осквернили его личность.
— Думаю, тебе пора понять, что такое потеря, Малфой. Ты все еще не понимаешь этого после стольких лет, не так ли? Вы проиграли войну, но на самом деле ничего не потеряли. Где в этом справедливость? Я потерял брата, мои родители потеряли сына. Целое поколение в Хогвартсе потеряло детство. Гермиона принадлежит тебе не больше, чем змея — птице. У тебя было все, а потом ты это испортил. Я никогда не делал ничего, что могло бы повредить вашим с Гермионой отношениям из-за моих чувств к ней. Но не сейчас. Сейчас ты проиграешь, Драко, и я надеюсь, что ты истечешь кровью, как и все мы одиннадцать лет назад.
Спящая рядом со мной девушка пошевелилась, потому что к концу монолога Уизли повысил голос. Он подошел к двери и гораздо более спокойным тоном сказал:
— Моя мама и Гарри будут недовольны мной, когда узнают, что я сегодня сделал с Гермионой. Но я снесу эту вину, — он опустил голову. — Ты ее не заслуживаешь. Ты никогда ее не заслуживал.
Дверь за ним закрылась, и я услышал тихие голоса. Когда через минуту дверь со скрипом отворилась, в комнату вошла моя жена. В руках она держала коричневый бумажный пакет. Пахнет тыквенными пирожками, она купила их в «Пекарне Пэддока», я знаю это, потому что они мои любимые.
— Рон сказал, что они нашли тебя и что ты, вероятно, будешь не в лучшем состоянии. Я подумала… Я подумала, что принесу завтрак, и тогда мы сможем… поговорить.
Она резко остановилась, потому что оглядела комнату, меня и девушку, которая теперь сидела на кровати.
Гермиона Грейнджер — замечательная женщина. У нее больше изящества и достоинства, чем у кого-либо из моих знакомых, включая мою собственную мать.
— Простите, не могли бы вы нас на минутку извинить? — сказала она девушке, которая была достаточно проницательна, чтобы понять, что следует убраться. К сожалению, она взяла простыню с собой, когда уходила, оставив меня голым на кровати.
Моя жена оглядела пол и подобрала мою скомканную одежду.
— Вот.
Я встал и оделся. Кажется, я умер в наступившей тишине. И проснулся возрожденным в стыде. Она коснулась лба, который был испорчен хмурым взглядом. Я видел, что она что-то замышляет.
— Думала, что окончательно ушла от тебя три дня назад.
— Поверь, если кто-то и должен был выйти из этих отношений, я всегда представлял, что это была бы ты, — тихо сказал я.
Я знал, что потерял ее. Сейчас было не время для оправданий и уговоров. Я сам все навлек на себя, и это была цена.
Она откашлялась, и я увидел, что она заплакала, хотя и тихо.
— Ну почему меня было мало?
Мое сердце разбилось. Я сделал шаг вперед и остановился, когда она сделала шаг назад.
— Тебя более чем достаточно, — яростно прошипел я. — Это моя… вина.
— И что же ты предлагаешь мне теперь делать? Простить тебя? — Казалось, она меряет меня взглядом. — Скажи что-нибудь, Малфой. Скажи что-нибудь, или я уйду и не оглянусь.
Мое вынужденное молчание осуждало меня.
Она кивнула.
— Значит, решено. Сначала я поживу у родителей… а потом, возможно, проведу лето у Уизли. Я попрошу Гарри зайти и забрать мои вещи. У меня есть ключ, так что тебе не обязательно быть… дома. — Она запнулась на последнем слове.
— Гермиона… подожди.
Она остановилась в дверях и обернулась. Ее дыхание прерывалось тихими всхлипываниями.
— Прос…
— Не надо, — остановила она. — Мы часто употребляем это слово, но я не думаю, что оно означает одно и то же для нас обоих.
А потом она ушла.
Меня бросила жена.
========== Глава 6 ==========
Хорошая истерика — на нее стоит посмотреть. Мой отец — бесспорный король полных негодования истерик (с необязательным взмахом волосами). Мне же всегда недоставало драматичности.
— Ты же знаешь, что я не умею извиняться, так что я просто пропущу, если тебе все равно.