Антология альтернативной литературы 1. Альманах

…То, что он, Евгений Валерьевич Егоров, тридцативосьмилетний менеджер, заботливый отец и внимательный муж, единственный сын своих родителей и просто хороший человек, вот так вот взял и умер…

В это не верилось.

Фактически это ещё не была смерть – он что-то чувствовал. Холодную неподвижность свою. Запах – ни с чем не спутать – тяжёлый, сырой запах разрытой земли. Тело его при опускании в могилу перевернулось в гробу на бок, и лицо Егорова прижалось к гладкой, явно не деревянной стенке.

Цинк.

Слово это, холодное, жёсткое и колючее, крошками льда рассыпалось по непослушному более телу, и, силясь открыть рот, Егоров зашёлся в отчаянном сиплом вое.

Летаргический сон. Заживо погребённый. Когда-то, при жизни ещё, он читал о чём-то подобном. Все эти мрачно-красивые названия хороши лишь в книжках. Теперь же в голове крутилось лишь одно название всему…

Пиздец.

Пиздец… пиздец… пиздец… пиздец…

По крышке гроба постучали. – Ты здесь, что ль? – хрипло поинтересовался смутно знакомый голос. – Бля, ну ты даёшь!..

Крышку откинули, и Егоров зажмурился от резанувшего глаза света.

Спасён. Живой.

Не веря случившемуся, хватаясь скрюченными пальцами за мокрую траву, пополз, волоча отнявшиеся ноги, прочь от страшного места.

Быстро обессилив, уткнулся лицом в землю и громко, в голос зарыдал.

– Не, ну, бля, хорош… Ты чего, в самом деле? – вновь раздался над ним хрипатый голос. – Не, ну у меня тоже бывает, заклинит иногда… Но ты уж совсем даёшь!.. Егоров с усилием перевернулся на спину, и прикрывая руками глаза, сквозь пальцы взглянул на говорящего.

Завражинов возвышался над ним классическим дачным исполином. Резиновые сапоги, невероятных размеров синие семейные трусы и майка-тельняшка. На плечи исполин накинул старый ватник с оторванным воротником. Во рту, как отстрелявшееся орудие, змеилась дымком папироса. Над головой демиурга нимбообразно светило солнце.

– Ты, Жень, отпуск у себя там попроси. Нервишки у тебя, того… – папироса ожила, запрыгала в губах Завражинова. – Фуфайку вот зачем-то испортил, – друг детства погладил отсутствующий воротник.

Махнул рукой: – Да и хер с ней, на выброс давно пора. Нет, а мою ты классно вчера послал! Когда припёрлась в гараж к нам, помнишь? Вот уж загнул ты ей, в семь этажей, бля!

Завражинов развёл руки в стороны и слегка присев, захохотал, ухая и булькая, по своему обыкновению. Неожиданно он смолк, и посуровев, добавил:

– А вот последние полпузыря ты напрасно об стенку-то…

На утро ни хера не осталось. Маринка деньги забрала все… У тебя, может, есть что? До субботы следующей?

Егоров, морщась, приподнялся на локте.

В тело начала возвращаться жизнь, не в лучшем своём проявлении.

Нестерпимо болела голова, спины не чувствовалось, шея не двигалась, ноги подёргивались от покалывания прихлынувшей к ним крови.

В нескольких метрах от себя Егоров заметил лежащее на боку огромное оцинкованное корыто.

– Я что… – с трудом сглотнул Егоров, не отводя глаз от корыта. – Там, что ли…

Завражинов хмыкнул: – Главное, ложись, говорю, на верстак хотя бы, телагой укроешься, раз в дом идти не хочешь. А лучше к своим, ждут ведь. Так упёрся, выполз в сад, всё бродил туда-сюда по грядкам… Ха! Не везёт Маринке!.. Корыто вот увидал… Вылил все удобрения, улёгся. Слышь, накрылся и бубнил ещё, что как черепаха теперь… Как уместился-то, не понимаю. По пьяни чего только не бывает, ха!.. Не помнишь, что ль, ничего?

– Какие ещё удобрения? – страдальчески промямлил Егоров, вяло пытаясь сообразить, который теперь час. – Дерьмо куриное, разведённое. Да ладно, постираешься потом… делов-то… Ты лучше скажи, у тебя башлей никаких не осталось от вчерашнего? – Завражинов нагнулся и с надеждой заглянул в глаза друга. – Нет?

Егоров ощупал влажные карманы. Вывернул один из них и на траву выпали смятые комочки десятирублёвок. – Не густо, – хмуро обронил друг детства, разглаживая в ладонях замызганные купюры. – На пару пива, только если. Хотя можно и на «Завалинку» наскрести… Ты как?

Егоров попробовал подвигать шеей, обозначая отказ. Вышло плохо, но Завражинов понял, и даже слегка обрадовался: – Слышь, Жек, ну, тогда ты, это… Я тогда пойду, схожу что ли… А ты это… Не в обиду… Твои ждут ведь… Ты, как помиришься со своей, заходи… Расскажешь, как и что…

Егоров вновь потрогал карманы. – Ты если мобилу ищешь, так она в сарае, точнее, по всему сараю… И как телефон свой расхерачил, не помнишь, что ли? Бля, тебе пить вредно, – суровым докторским голосом заключил Завражинов.