– Вот тебе! Вот тебе! – орал он каким-то визгливым дискантом, правым, менее ослеплённым глазом отмечая бегущую к ним из дома Наташу. – Вот тебе! Хуй тебе, а не куличики! Сука, бля! Бестолочь криворукая! И ты тоже сука! Молчишь всё, паскуда! Душу всю, падла, извела…
…Наташа с Антоном уехали тем же утром.
Егоров, заняв у соседей денег, отправился в сельпо. До обеда отпивался возле бетонных блоков пивом, заводя знакомства с местными обитателями. Там же повстречался снова с Завражиновым и долго рыдал, обнимая закадычного друга. Друг сурово и солидарно хмурился.
Взяли на всё, что имелось, и вернулись к Егорову. Врубили на полную громкость Круга и задушевно орали, подпевая.
Завражинов ушёл от него ночью, шатаясь, падая и вытирая разбитое лицо.
Егоров долго колотил по окну соседской веранды, угрожая спалить весь посёлок, если не одолжат ещё.
Ни в воскресенье вечером, ни в понедельник утром он в Москву не поехал.
В конце августа его, худющего и лохматого, ещё видели у пристанционного магазина.
С дождями он пропал вовсе.Вадим Чекунов (Кирзач). Шанхай :: День молодого отца
Мо6ильник запищал в начале седьмого.
Продрав глаза, несколько секунд я тупо смотрел в угол комнаты. Оттуда, с письменного стола и заливался трелями «Турецкого марша» мой верный Siemens.
Похмелье полоскало меня, словно тряпку в ведре.
Наконец, со скрипом и щелчком мыслительный орган заработал.
Юлька! Это же она звонит! Из роддома, бля!Утро – перескакивая через ворох сваленной на пол одежды, я успел заметить – было ясное, солнечное, тревожно-радостное… Кеглями разлетелись и покатились по паркету пустые пивные бутылки.
– Не спишь?.. – голос жены прерывался помехами.
– Алё! Ну как ты?! Что там, а?! – трубка выпрыгивала из пальцев.
Треск и шипение.
– Алё! Слышишь меня?..
– Слышу, слышу, – донёсся, наконец, измученный голос. – Долго не могу говорить… В общем, я тебе Катьку родила. Три семьсот, пятьдесят три.В кино, я часто видел – новоиспечённый отец кричит «вау!», прыгает, как подорванный, а успокоившись, сидит, блаженный, с лицом мальчика-дауна.
– Круто! – только и сумел сказать я. – Ты-то как? Жива?
Юлька вздохнула:
– Три часа голова не выходила… Порвали и порезали меня от сих и до сих… А так ничего…
В трубке издалека раздался грубоватый женский голос: «Ты мужа-то не пугай! Потом страсти-мордасти рассказывать будешь!..»
– Ну, всё, слышишь, потом перезвоню, – заторопилась жена. – Ты моим и своим позвони, скажи им там… Давай, целую тебя!
– Я люблю тебя! – прокричал я отключившейся мембране Siemens-a.
«Конец разговора с Julia» – сообщил дисплей.Нужно выпить. Пусть в половине седьмого утра. Сегодня это не во вред.
Бог есть.
Это я осознал с необыкновенной ясностью, дойдя до палатки у соседнего дома.
Палатка работала.
Голова раскалывалась, как у Троцкого.Отстояв небольшую очередь из таких же бедолаг, просунул в амбразуру окошка мятые червонцы. Получил в ответ две тёплые и тоже мятые банки очаковского «джин-тоника». Почему-то у меня сегодня всё такое – деньги, одежда, рожа, ещё недавно бывшая лицом… Не гладко начинается день, не гладко.
Тут же, у палатки, высадил под сигарету одну из банок. Хининовый ёршик газированного спирта жёстко прошёлся по пищеводу.
Под ногами, дёргая головой, шлялись жирные неопрятные голуби. С автобусной остановки раздавалось шарканье сотен ног.
Народ волочился на работу – на другой стороне Каширки распахнулись ворота стройрынка. Снисходительно улыбаясь, я прошёл сквозь угрюмую толпу, открывая на ходу вторую банку.Самочувствие явно разглаживалось.
Не так уж плохо всё.
Я стал отцом.
Уже вторую неделю нахожусь в отпуске. Впереди – ещё два месяца. В профессии преподавателя, при всех её минусах, есть и большой плюс.
Каникулы. Двухмесячные летние каникулы.
Жизнь хороша.Повести, рассказы, документальные материалы, посвященные морю и морякам.
Александр Семенович Иванченко , Александр Семёнович Иванченко , Гавриил Антонович Старостин , Георгий Григорьевич Салуквадзе , Евгений Ильич Ильин , Павел Веселов
Приключения / Морские приключения / Путешествия и география / Стихи и поэзия / Поэзия