Антология кинизма

²⁷ Наверное, и прежде люди не видели, как борется и трудится Геракл, и его труды не трогали их; верно, и тогда они восхищались какими-нибудь атлетами вроде Зета, Калаида, Пелея[326] и прочими скороходами и борцами; одними они восторгались за их красоту, другими — за их богатство (например, Язоном и Киниром);

²⁸ о Пелопсе даже рассказывали, будто одно плечо у него было из слоновой кости, словно человеку есть какой-то прок от того, что у него рука из золота или слоновой кости или глаза из алмазов и изумрудов; а какая у Пелопса была душа, этого не знал никто. Геракла же, трудившегося и боровшегося, все жалели и называли злосчастным среди людей. Поэтому-то его труды и дела прозвали «подвигами», полагая, что жизнь, полная трудов, и есть жизнь злосчастная[327]; а после его смерти его почитают больше всех, его считают богом, дают ему в жёны Гебу и ему, поборовшему столько бедствий, молятся об избавлении от них.

²⁹ Люди думают также, будто Еврисфей[328] имел власть над Гераклом и давал ему свои повеления, и в то же время Еврисфея считают все ничтожным человеком и никому никогда не приходило в голову молиться ему или приносить ему жертвы; а Геракл прошёл пешком всю Европу и всю Азию, причём вовсе не был похож на нынешних борцов:

³⁰ куда он мог бы дойти, если бы таскал на себе столько мяса, нуждался бы сам в таком количестве мясной пищи и спал бы таким крепким сном? Нет, он был неутомимым, поджарым, как лев, с острым зрением, острым слухом; он не боялся ни стужи, ни зноя, не нуждался в подстилках, плащах и коврах, носил косматую шкуру, терпел голод, добрым помогал, дурных карал.

³¹ Диомеда Фракийца, который носил богатую одежду, восседал на престоле, пьянствовал целые дни, утопал в роскоши, обижал чужестранцев и своих собственных подданных и держал множество коней, — этого Диомеда Геракл хватил палицей своей и разнёс вдребезги, как старую миску. Гериона, владельца огромнейших стад, самого богатого из всех западных владык и самого надменного, он убил вместе с его братьями и угнал его быков.

³² А когда Геракл увидел, как усердно занимается гимнастическими упражнениями Бусирид, как он целыми днями ест и как чванится своими успехами в борьбе, он бросил его оземь и распорол его тело, как слишком туго набитый мешок; он распустил пояс Амазонки, соблазнявшей его и воображавшей, будто она одолевает его своей красотой; он овладел ею и показал ей, что он никогда не будет побеждён красотой и никогда не отступит ради женщины от своих подвигов[329].

³³ Прометея же, который, я полагаю, был чем-то вроде софиста, он нашёл погибающим от людской молвы; ведь у него раздувалась и увеличивалась печень, когда его хвалили, и сморщивалась, когда его порицали[330]; Геракл пожалел его [...] освободил его от его безрассудства и честолюбия, а вылечив его, сейчас же пошёл дальше.

³⁴ Всё это он совершил вовсе не в угоду Еврисфею; золотые же яблоки, которые он добыл и принёс с собой, — яблоки Гесперид — он действительно отдал Еврисфею: самому Гераклу они были ни на что не нужны; от золотых яблок ведь никакого проку нет, да и самим Гесперидам они нужны не были. Но вот, когда он стал уже не таким быстроногим, стал терять силы, он испугался, что больше не сможет жить, как прежде, — я думаю, у него была и какая-нибудь болезнь, — и позаботился о себе лучше, чем кто-либо из людей; он сложил у себя на дворе костёр из сухих дров и показал, что даже самое жаркое пламя он не ставит ни во что.

³⁵ Однако незадолго до этого — чтобы люди не думали, будто он совершал только громкие и великие дела, — он выгреб навоз из хлевов у Авгия, накопившийся там за много лет, и своими руками вычистил хлевы. Он полагал, что он должен не менее упорно бороться и сражаться с предрассудками, чем с дикими зверями и злодеями.

³⁶ Пока Диоген говорил всё это, много народа стояло вокруг него и слушало его слова с большим удовольствием. И тогда, как я думаю, вспомнив о Геракле, он оборвал свою речь, сел на землю и повёл себя непристойно; сейчас же все отшатнулись от него, назвали его полоумным, а софисты снова заорали, как орут лягушки в болоте, пока не завидят водяную змею.

IX. О состязаниях (Истмийская речь)

¹ Однажды во время Истмийских игр[331] Диоген, живший в это время, по-видимому, в Коринфе, спустился на Истм. Однако он направился на празднество не с теми целями, как большинство пришедших туда, которые хотели поглазеть на участников состязаний, а кстати, и на славу полакомиться. Диоген же, я думаю, хотел поглядеть на людей и на их неразумие. Он знал, что характеры лучше всего раскрываются на общественных торжествах и празднествах, между тем как на войне и в лагерях люди более сдержанны из страха перед опасностью.

² Кроме того, он полагал, что здесь они могут легче поддаться лечению — ведь и телесные болезни, когда они ясно проявятся, врачам легче исцелить, чем пока они ещё скрыты; а те больные, которые не заботятся о том, чтобы побеседовать с врачом, скоро погибают. Поэтому-то Диоген и посещал празднества.