Антология кинизма

Вы приговорили меня к изгнанию, а я вас — оставаться дома[215]. Вы будете жить в Синопе, а я — в Афинах, вы — вместе с торгашами, а я — с освободителями Эллады от персов, вы будете иметь дело с гениохами и ахейцами[216], ненавистным для всех греков родом людей, а я — с дельфийцами и элейцами, с которыми и боги общаются.

² О, если бы это решение вы приняли не только теперь, а ещё раньше, при жизни моего отца Гикета. Сейчас же я опасаюсь только одного, — чтобы из-за моей родины не перестали верить в мою скромность. Ваш приговор о моём изгнании говорит только в мою пользу: он, как я думаю, заставит в меня поверить больше, чем что-либо другое. Насколько лучше услышать от вас брань, чем похвалу! Я боюсь, что дурная слава моей родины повредит мне, об остальном я не забочусь. Лучше жить, где придётся, чем с людьми, которые со мной так поступили.

2

АНТИСФЕНУ

Я шёл из Пирея в город, когда навстречу мне попались какие-то спесивые сопляки, возвращавшиеся с пирушки. Когда я оказался рядом с ними, кто-то сказал: «Пошли прочь от этой собаки!» Услыхав эти слова, я заметил: «Не робейте! Эта собака не жрёт свёклы»[217]. После моих слов они перестали бесноваться, сорвали и выбросили венки, которые носили на голове и шее, оправили на себе плащи и уже молча сопровождали меня до самого города, прислушиваясь к речам, которые я вёл сам с собой.

3

ГИППАРХИИ

Я восхищён, женщина, твоей страстью к философии и тем, что ты примкнула к нашей школе, суровость которой даже многих мужчин отпугнула. Постарайся же и конец сделать достойным начала. Я уверен, что так оно и будет, если не отстанешь от своего супруга Кратета и нам, учителям философии, будешь почаще писать. Ведь и письма могут принести много пользы — не меньше, чем личные беседы.

4

АНТИПАТРУ[218]

Не брани меня за то, что я не принял твоего приглашения и не поехал в Македонию и соль в Афинах предпочёл твоим пирам Я это сделал вовсе не из высокомерия и не из стремления прославиться, которыми руководились бы другие, желая таким образом продемонстрировать величие своего духа, раз уж они могут противоречить царям. Нет, дело в том, что соль в Афинах мне дороже пиров в Македонии. Я отказался из желания сохранить своё имущество, а вовсе не из гордыни. Извини уж меня. Был бы я бараном, ты бы меня простил, если бы я тебе не повиновался: у царя и баранов разная пища. Поэтому, милый ты мой, позволь каждому жить, как он хочет. Вот это действительно по-царски.

5

ПЕРДИККЕ[219]

Если ты уж начал вести войну с человеческими заблуждениями, которые, как я думаю, очень серьёзные враги и приносят тебе больше вреда, чем фракийцы и пэоны[220], то, собираясь подчинить себе, человеческие страсти, посылай за мной. Я-то умею с ними воевать как рядовой и как полководец. Если же тебя ещё соблазняют суетные заботы, а об этой войне ты и не думаешь, тогда оставь меня сидеть в Афинах и приглашай лучше воинов Александра, с помощью которых он покорил иллирийцев и скифов.

6

КРАТЕТУ

Когда ты направился в Фивы, я покинул Пирей. Было около полудня, и меня стала томить страшная жажда. Тогда я поспешил к Панопову источнику. Пока я доставал из котомки кружку, подбежал какой-то батрак из работавших неподалеку в поле, сложил ладони ковшиком и стал черпать и пить из источника воду пригоршнями. Мне показалось это разумнее, чем пить воду из кружки, и я без опасений воспользовался примером этого прекрасного наставника[221].

² Итак, я выбросил свою кружку и, отыскав людей, отправлявшихся в Фивы, послал тебе письмо об этой мудрой выдумке, желая поделиться с тобой всем, что служит добру. Вот и ты всегда ходи на рынок, где проводят время множество людей, и у нас появится возможность узнать от других ещё много полезного. Как могущественна природа, которой мы, служа спасению людей, снова возвращаем её значение, хотя люди, исходя из своих ложных убеждений, выбрасывают её вон из жизни.

7

ГИКЕТУ[222]

Но огорчайся, отец, из-за того, что меня называют собакой и я ношу на плечах сдвоенный плащ и котомку, а в руках держу посох. Не стоит из-за этого расстраиваться, нужно скорее радоваться, что твой сын довольствуется малым и свободен от заблуждений, которым служат все — как эллины, так и варвары. Ведь имя, за исключением того случая, когда оно срослось с самими вещами, является своего рода символом чего-то общеизвестного. Меня называют небесной собакой[223], а не земной, потому что, живя не по ложным мнениям людей, а согласно природе, я похож на неё. Помимо того, я взваливаю груз добродетели на свои плечи, а не на плечи другого.

² А такую одежду, как я, носил, по свидетельству Гомера, и Одиссей, мудрейший из эллинов, когда по велению Афины возвращался домой из-под Илиона. Эта одежда так прекрасна, что нужно признать: она изобретена не людьми, а богами: