Один юноша, по фамилии Сидорацкий[142]
, особенно восторженно приветствовал Засулич и особенно боялся, как бы ее не украли полицейские… В свалке ему разом попало несколько ударов, два из них пришлись ему по лицу. Защищаясь и не помня себя от волнения, юноша выхватывает револьвер и дрожащею рукою стреляет наугад. Одна пуля его попадает в какую-то женщину, другая – в каску жандарма. После небольшой паузы стреляют уже в него и убивают наповал. Очевидно, стреляла рука более меткая и на очень близком расстоянии. Много глаз видело, как в момент сумятицы, последовавшей за выстрелом Сидорацкого, жандармы выхватили из кобур свои револьверы… Вскоре после выстрела, положившего Сидорацкого, две пары глаз видели так же ясно, как читающий видит эти строки, как городовой к трупу Сидорацкого подбросил револьвер. В это время, сломя голову, прискакал отряд конных жандармов доканчивать бойню. Тут открылась возмутительная сцена, одна из тех позорных сцен, срама которых ничто не стирает со страниц истории. Офицеры науськивали солдат, как собак, и те, разъяренные, бросались на народ и неистовствовали. Беззащитные, безоружные люди, отупелые от страха, не понимающие в чем дело, бежали по Фурштатской врассыпную, куда глаза глядят. А жандармы гнались за ними с саблями, топтали их лошадьми, давили, били, вскакивали на тротуары, врывались во дворы. […]11. «Летучий листок»
Из прокламации «Летучий листок», составленной Н.К. Михайловским* (апрель 1878 г.)
События идут быстро и все в одном и том же направлении. Правительство не хочет или не может остановить жестокую наглую деятельность киевского товарища прокурора Котляревского[143]
, и частные лица берутся за это дело. Правительство не хочет или не может предотвратить результаты безумного университетского суда, и частные лица совершают казнь над Матвеевым[144]. Правительство не может остановить московскую демонстрацию и представителями его являются частные лица – московские мясники. Правительство, несмотря на присутствие полиции и войска, не хочет или не может прекратить варварскую бойню, и мясники вторично просят «работы». Таким образом, фактически отправление правосудия и охраны граждан от насилий ускользает из рук правительства. Но такое ненормальное положение вещей невозможно. Мы не смеем жертвовать теми частными лицами, которым «тяжело поднять руку на человека», и не можем отдаться на жертву мясникам, которым это легко. Нужен выход. Его указывает самое положение вещей. Само правительство инстинктивно вовлекается в водоворот. «Правительственный вестник» перепечатывает выходки частной газеты против вердикта законами установленного в империи суда, император делает визит сочувствия генералу Трепову, опозоренному делом 31 марта, и гласно отделяет свои личные симпатии от симпатий общества. Таковы факты. Разрозненные, беспорядочные, они должны быть возведены в принцип. Принцип этот называется:Исторического движения задержать нельзя.
12. «Предостережение»
Предостережение Киевского Исполнительного Комитета
[145] прокурору А.А. Лопухину[146] (9 августа 1878 г.)Вслед за убийством генерал-адъютанта Мезенцева[147]
, в разных концах Петербурга были произведены аресты, очевидно находящиеся в связи с этим убийством. […]Очевидно, в Петербурге имеет повториться то же, что происходило в Киеве, после покушения на жизнь Котляревского*, когда, по распоряжению барона Гейкинга*, массы ни в чем не повинного народа были схвачены, рассажены по тюрьмам и, несмотря на полное отсутствие улик, содержимы многие месяцы в одиночном заключении, с явной целью вымучить от них желаемые указания.
Как было поступлено с Гейкингом – Вам известно.
Мы, члены И.К. Р.С.Р.П., объявляем Вам, что если Вы пойдете по стопам Гейкинга, то и с Вами будет поступлено так же:
Мы не потерпим, чтоб за нас мучили людей, виновных только в том, что они разделяют с нами наши социалистические идеи. Распинайте, колесуйте нас, если смеете; но берегитесь коснуться наших, ни в чем не повинных братьев по убеждениям!