Антология осетинской прозы

Вначале Кайти бежал от них, как убегает человек, попавший под град. Он должен был жить только тем, что имело значение сейчас, сию минуту, что могло спасти или погубить его. Для жизни такой ему нужно было зрение орла, нюх охотничьей собаки и ноги оленя. А думать… Нет, он боялся думать, — это обезоруживало его. Но когда одиночество стало невыносимым, Кайти понял, что мысль — единственное его убежище. Идти от одного воспоминания к другому, путешествовать в прошлом, задерживаясь там, где тебе нравится больше всего, — вот что стало теперь любимым занятием Кайти. Многое забылось начисто, стерлось в памяти, не оставив следа, но далекий зимний день, когда Кайти спас Серафиму, остался навсегда.

— Я должен видеть Серафиму, — сказал он.

— Ты в своем уме? — перепугалась Уалинка. — Время ли сейчас говорить об этом?

— Я же не сватов собираюсь посылать… Позовите ее…

— Потерпи, всему свое время.

— Мне нужно сказать ей два слова.

— Забудь о ней! Слышишь, что я себе говорю?! Беду накличешь на свою голову!

Уалинка взяла его руку, положила себе на колени, стала гладить…

— Сидеть сложа руки больше нельзя, — сказал Кайти. — Немцы на днях будут здесь. Нужно следить за тем, что делается в конторе Таурзат.

— Все ульи с пасеки раздали по домам, — сообщила Уалинка. — Удивительные они люди, на что надеются? Будто Таурзат в гости к родственникам едет и просит соседей присмотреть за своим домом до ее возвращения, — она, усмехнувшись, покачала головой. — Пошли их, господи, в такой путь, чтобы они никогда назад не вернулись, чтобы мы их вовеки веков не увидели!

— Сколько ульев вы взяли?

— Четыре. Список Серафима составляла. Может, догадалась нас не отметить? Я ей намекнула…

— Нам нужен человек, имеющий доступ в правление.

— Какие у них новости? — пожала плечами Уалинка. — Кукурузу начали ломать, хоть она еще не поспела… Коров в горы угнали…

— Как бы мы не оказались в положении человека, который не подошел к кладу только потому, что боялся спящего сторожа, — сказал Кайти. — Все они не вывезут, а наше дело — не зевать.

— Несколько амбаров уже полны кукурузой.

— Кукуруза — это пустяки! То, что перед глазами, никуда от нас не денется. Главное — проследить за тем, что они станут прятать…

Трижды звякнула железная лопатка. Неожиданные звуки эти прозвучали в тишине, как взрывы. Кайти замер в растерянности, будто оглушило его, а он не должен расслабляться сейчас, а быть настороже, зорким, сообразительным и быстрым.

— Боже милостивый, помоги, — вырвалось у матери. — Кто-то выдал нас…

Слова ее отрезвили Кайти, и он четко представил себе захламленный подвал и весь в паутине чердак… Нет, понял он, в доме оставаться нельзя, надо уходить.

— Беги в сени, — прошептала Уалинка, — лезь в подпол!

Нагнувшись резко, он схватил сапоги, зажал их под мышкой.

— Спрячь телогрейку, — сказал он и шагнул к дверям.

Во дворе его ждала Дунекка. Кайти не разглядел ее лица — сестра вся превратилась в руки: длинные руки, дрожащие, перепуганные. Руки тянулись в сторону дома Дзиппа. Кайти движением головы показал сестре — следуй за мной.

Кайти заскочил в сарай. В одной из глинобитных стен его была проломлена дыра, сквозь которую виднелись тополя, растущие на улице. «Они могут прятаться за стволами деревьев, — подумал Кайти. И еще подумал он: — Хорошо, что не зажигали свет в доме и мне не нужно привыкать к темноте…»

Справа к сараю примыкал хлев, слева — сеновал, огороженный колючей проволокой, чтобы скотина не тянулась к сену. За проволокой два стога сена: один остался с прошлой зимы, а другой недавно выменяли на араку. Кайти заглядывал сюда недавно и не обратил бы внимания сейчас на эти стога, но взгляд его упал на высокий, бесформенный ворох колючего полевого осота. «Вряд ли кому-нибудь придет в голову, что здесь можно спрятаться», — подумал он, выскочил из сарая, махнул сестре, чтобы та не отставала, и бросился к сеновалу. Разгреб колючий осот, вырыл убежище для себя, залез и свернулся калачиком. Он ничего не сказал Дунекка, но та и сама знала, что ей делать. Она быстро замаскировала брата, подровняла осот, обмела землю, чтобы не осталось следов, и, воровато оглядевшись, кинулась домой. Она успела скинуть с себя одежду, улечься в постель и разглядеть белевшее в темноте лицо матери, лежавшей на своей кровати…

Кайти вздрогнул, услышав, как щелкнула задвижка калитки, как затопали по двору чужие ноги, и он перестал понимать, что есть явь, а что ему чудится. Он почувствовал только, как запылало его лицо, потом руки, потом пламя прошло по всему телу. Он подтянул горящую руку ко рту, впился в нее зубами и ощутил солоноватый привкус крови…

Кайти снова услышал топот ног, упало что-то тяжелое, и он понял: полезли на чердак, уронили что-то… Грохот окончательно растревожил соседскую собаку, и она залаяла, подвывая, во все горло.