Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР (1950-е — 1980-е). Том 1. Книга 1.

В течение почти четверти века со времени создания первых стихотворений (1935) и до конца 1950-х цикл «Реквием», состоящий из 14 стихотворений, Ахматова, понимая их потенциальную опасность для себя и читателей, сочиняла в уме и не записывала. Чтобы не забыть текст, она время от времени приглашала к себе своих близких знакомых, которым абсолютно доверяла (среди них наиболее известна Л. Чуковская), при них записывала текст того или иного стихотворения на бумагу, молча показывала для прочтения, чтобы читатель мог запомнить его, и тут же сжигала (эта неоднократно проделываемая процедура описана в книге Л. Чуковской «Записки об Анне Ахматовой» и в комментариях к ней). Однако несколько стихотворений (два) из «Реквиема», в которых тюремно-лагерная тематика неявно выражена, Ахматова сумела опубликовать еще в 1940 г. Стихотворение «Приговор» было напечатано без названия, первые две его строки «И упало каменное слово / на мою еще живую грудь» были, вероятно, восприняты цензурой и недогадливыми читателями в контексте любовной лирики поэтессы; в стихотворении «Уже безумие крылом / души накрыло половину» было заменено только одно слово в строке «час тюремного свиданья». Только в 1962 г., после XXII съезда КПСС, Ахматова рассекретила свой цикл, снабдила его эпиграфом, написала короткое предисловие, поясняющее, как «Реквием» создавался. Хотя цикл был высоко оценен многими советскими литераторами, они не рекомендовали Ахматовой публиковать его. Как и стихи Мандельштама, машинописная копия «Реквиема» была почти в каждом интеллигентном доме.

Иногда строки из «Реквиема» прорывались в подцензурную печать. Например, критик А. Белинков умудрился процитировать две из наиболее крамольных строк: «И если зажмут мой измученный рот, которым кричит стомильонный народ» в своей скандально знаменитой публикации «Поэт и толстяк» (Байкал. — Улан-Удэ, 1968, № 1), которая привела к смене редколлегии журнала и изъятию этого номера из библиотек (в экз., хранящемся в Исторической библиотеке (Москва), страницы с этой публикацией вырезаны). Текст «Реквиема» был передан за границу в начале 1963 г. московским литературоведом Ю. Г. Оксманом (рукопись вывезла молодая американская славистка Кэтрин Беливо-Фойер, стажировавшаяся в Москве) и опубликован эмигрантским литературоведом Глебом Струве (Грани. — 1964. — № 56. — С. 11–19; отд. изд.: Мюнхен, 1963. — 24 с.).

Впервые в СССР «Реквием» опубликован в начале горбачевской перестройки, одновременно в двух журналах («Октябрь» и «Звезда») в 1987 г. Наиболее полное комментированное издание, представляющее собой сборник документов, воспоминаний и сопутствующих «Реквиему» текстов — Анна Ахматова: Requiem / Сост. Р. Д. Тименчик. — М.: МПИ, 1989. — 320 с.

Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл, —
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.

1961

Вместо предисловия.

В страшные годы ежовщины я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде. Как-то раз кто-то «опознал» меня. Тогда стоящая за мной женщина с голубыми губами, которая, конечно, никогда в жизни не слыхала моего имени, очнулась от свойственного нам всем оцепенения и спросила меня на ухо (там все говорили шепотом): — А это вы можете описать? И я сказала: — Могу. Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом.

1 апреля 1957 г.

Ленинград

Посвящение