Антология самиздата. Неподцензурная литература в СССР (1950-е — 1980-е). Том 1. Книга 1.

Арестована в конце 1938 г. в связи с делом председателя ленинградского отделения Союза писателей Николая Тихонова (по которому арестован был и писатель Николай Заболоцкий). Под пытками подписала показания против Заболоцкого. Получила 10 лет лагерей, которые отбыла «от звонка до звонка» на Дальнем Востоке. В 1951 г. в Барнауле получила новый срок (5 лет ссылки в Северном Казахстане). От нее вновь пытались получить показания на Заболоцкого (на него в том же 51-м г. тоже было заведено очередное дело), но на этот раз Тагер не только не дала новых показаний, но и отказалась от подписанных прежде. После 5 лет ссылки была реабилитирована в 1956 г., вернулась в Ленинград. До своей смерти в 1964 г. много работала, писала, переводила. Большая ее «Повесть об Афанасии Никитине» вышла уже после ее смерти, в 1966 г. В конце 50-х годов в Ленинграде начал ходить по рукам машинописный сборник ее лагерных стихов «Сквозь пурги…». Большинство ее стихотворений до сих пор не опубликовано в официальной печати.

«Чтоб тяжести было меньше…»

Чтоб тяжести было меньше,
Чтоб меньше было пропаж —
Бросай, доходяга, вещи,
Скидай свой скудный багаж.

Оставь лишь хлеб и консервы;

Уже шумят поезда;
В вагон забирайся первый —
Приедешь первый ТУДА.
Уж ветер, вечный бродяга,
Листвой приветно шуршит…
На Запад крой, доходяга!
На Дальний Запад спеши!

На подступах к Новосибирску.

«Пятьсот-веселый» эшелон. Август, 1948

«Сверкала морозная чаша…»

Сверкала морозная чаша,
Когда кочевали вдвоем
Слепое несчастие ваше
И зоркое горе мое.

Споткнуться на каменной глыбе ль,

В сугробы ли замертво пасть?
Лихая колымская гибель
Над нами разинула пасть.

Считаться родством мы не будем,

Считать мы не будем корысть;
Спасли вы, отпетые люди,
Мою пропадавшую жисть.

По слову седого бандита

Меня усадили к костру;
Воровка ворчала сердито:
— Дай руки-то снегом потру!

Гулящие девочки чаем

Старались меня отогреть:
— Вы пейте. Мы сроки кончаем,
А вам еще сколько терпеть!

И в беглом пустом замечанье

Горячая жалость была…
А звезды в великом молчанье
Смотрели на наши дела.
Бийск, 1950
И к Исакию прибреду.
Будь музеем или собором,
Мавзолеем или мечтой —
Все равно, коснеющим взором
Различу твой шлем золотой.

Ветер Балтики, ветер детства

К ложу смертному прилетит
И растраченное наследство
Блудной дочери возвратит.

И, последнему вняв желанью,

В неземное летя бытие,
Всадник Медный, коснувшись дланью,
Остановит сердце мое.

Северный Казахстан. Весна 1952

«И он умирает, как всякий другой…»

И он умирает, как всякий другой.
Часы прозвонили: «Сегодня!»
Он будет лежать простертый, нагой,
Суда ожидая Господня.

Его гениальность растает, как дым,

Под взором иных поколений —
И страшным парадом пройдут перед ним
Друзей оклеветанных тени.

Северный Казахстан, 4 марта 1953

Моя незнакомка