Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов

— Я так и знал, что вы не откажете. Вот ключи от квартиры. Кормить два раза, утром и вечером. Гулять тоже два раза. Ну, и уж цветочки полейте, голубчик!

— Петенька, миленький, выйди, пожалуйста из гужи!

— Вам ракушек из Крыма привезти? — убегая, кричит Степан Иванович.

Я раскрываю рот, чтобы что-нибудь ответить, но Степан Иванович кричит:

— Не забудьте холодильник разморозить!

Туг я вижу, что Петьку опять понесло на стройку. Я ловлю его чуть ли не под самым ковшом экскаватора и возвращаю назад. Вдруг экскаватор перестает работать, из кабины вылезает чумазый экскаваторщик и направляется ко мне.

— Слышь, друг, я вижу, ты целый день здесь околачиваешься, — говорит он.

— Гуляю, — говорю я. — Отгул у меня сегодня.

— Ты бы не присмотрел пока за экскаватором, — говорит он. — Машина ценная, а мне отлучиться надо. Одна нога здесь, другая там… А машина ценная, сам понимаешь…

— Присмотрю, — говорю я. — Вы не беспокойтесь, я присмотрю…

— Спасибо тебе, друг, — он хлопает меня по плечу и исчезает.

…Наступает поздний вечер. Собака накормлена, цветы политы, Петька уложен спать. А я все еще брожу вокруг экскаватора. Сторож этой стройки попросил меня присмотреть заодно и за другим ценным оборудованием, пока он съездит к шурину. Обещал вернуться до закрытия метро. Я залезаю в кабину экскаватора и задремываю.

Так проходит ночь. А утром прибегает ко мне прораб, размахивает руками, тычет в часы и кричит, чтоб я начинал.

— Я не знаю, — говорю, — как он заводится.

— Присылают тут ко мне всяких, — кричит прораб, — едва из профтехучилища, желторотых. Опыта никакого. Вот за эту ручку тяните.

А теперь за эту.

И пошло у меня. И пошло. Рабочие не надивятся. «Витька, — говорят, — зверь, а не экскаваторщик!»

И мне по душе. Дом под боком. Сбегаешь цветы польешь, собаку покормишь — и опять на стройку. Петька все время перед глазами.

Ему, кстати, больше всех нравится, что я работаю на экскаваторе.

Вверх и вниз

Разумеется, ему достался последний этаж. Иначе, считал он, и быть не могло, разве что первый, рядом с хлопающей дверью. Там, где большинство людей видело простую случайность, он склонен был усматривать действие роковых сил, чуть ли не закон, согласно которому с ним случалось множество неприятностей, крупных и мелких.

Странный человек, он не сразу решил воспользоваться балконом. А когда решился и глянул вниз, голова у него закружилась, и он инстинктивно отпрянул назад. Страх прошел, и он снова заставил себя подойти к перилам. Река, протекавшая внизу, казалась не шире небрежно брошенного дамского пояска, а пассажирский состав, пробиравшийся через мост, по миниатюрности мог поспорить с детской железной дорогой.

Зато звезды отсюда, с верхнего этажа, выглядели неожиданно крупными, гораздо крупней, чем он привык видеть их прежде. Открытие, которому суждено было повернуться неприятной стороной. Приблизившись к звездам, он значительно удалился от места службы, куда теперь долго нужно было ехать на лифте, не говоря уж про автобус и две загруженные линии метро с мучительной пересадкой.

Но какие бы расстояния ни покрывал он, заставить дом скрыться из глаз было невозможно. Он сопровождал его во всех поездках по городу, дом-верзила, дом-великан, дом-переросток, как он мысленно называл его, построенный, к слову сказать, в результате эксперимента, впоследствии не оправдавшего себя, и, поглядывая на него время от времени, он спохватывался, что говорит вслух, обращаясь к дому: «Ну-ну! Нельзя же так! Не могу же я бросить все дела и бежать!»

Через три недели после переезда балкон больше не вызывал у него панического страха, а еще через месяц он дружески раскланивался с пилотами рейсовых вертолетов.

* * *

Однажды, высаживая на балконе свои любимые анютины глазки, Андрей Дмитриевич услышал шум мощных крыльев, поднял глаза и увидел орла. Царственная птица уселась на перилах и несколько иронически принялась изучать человека. Вспомнив про себя, что он все-таки является венцом творения, Андрей Дмитриевич бросился на кухню за оставшимися от обеда котлетами, но, вернувшись, орла не застал.

На следующий день он пытался продемонстрировать перед сослуживцами размах крыльев орла, изображал даже орлиный клекот, хотя, по правде, то, что у него получилось, больше напоминало звук, издаваемый больным ангиной в момент полоскания горла. Кажется, ему не поверили. Эти люди жались к асфальту, они не могли отличить северо-западный ветер от северо-восточного и падающую звезду замечали всегда слишком поздно, чтобы успеть загадать желание.

И Андрей Дмитриевич понял, что без сожаления покидает их, возносясь в свое гнездо, к звездам, ветрам и птицам.

* * *