Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов

Напрасно Вера Сергеевна ждала мужа к обеду. Прошел час, другой. Не на шутку разволновавшись, она отправилась на поиски. Изрядно проплутав, она пес-таки вышла на его светлую рубашку.

— Михаил! Как это, черт возьми, называется? Что случилось?

— Все в порядке, Верочка!.. — весело сказал Михаил Иванович, вставая в полный рост и отряхивая колени. — Нулевой цикл уже завершаем!

За обедом Михаил Иванович был очень возбужден и все рассказывал:

— А работают, как черти! Понимаешь, без перекусе. Особенно там один рыжий старается. Я б его к нам взял с удовольствием. Компот, Веруся, не буду. — и с этими словами Михаил Иванович опять убежал на стройку.

Теперь мужа Вера Сергеевна видела лишь изредка.

— Ты бы хоть немного со мной побыл, — однажды пожаловалась она.

— Вот сдадим объект, тогда отходить от тебя не буду, — пообещал Михаил Иванович.

Но окончание муравейника совпало с концом отпуска.

В город Михаил Иванович возвращался помолодевший, в самом приподнятом настроении, в общем, было видно, что отдохнул. В первое рабочее утро он вызвал к себе старшего прораба Васильчикова, выслушал деловые новости, потом залез в стол и вытащил оттуда книгу в бумажном переплете и вручил ее Васильчикову.

— Вот, Петрович, возьми почитай на досуге.

— «Жизнь муравьев», — прочитал прораб название и растерянно повертел книгу в руках.

— Возьми-возьми, не пожалеешь. Есть чему поучиться нам, людям, у них.

Прораб вышел из комнаты, еще раз взглянул на книгу и глубоко вздохнул.

Один билет в театр

Билет был в единственном числе, поэтому его никто не хотел брать. Нынче нет охотников в одиночку в театр ходить. И тогда билет предложили Ивану Михайловичу. Дело было на работе. Иван Михайлович — человек пожилой, бессемейный. Он повертел билет в пальцах, повертел — и полез в карман за деньгами. А так, может, еще сто лет в театр не выбрался бы.

Собираясь в театр, Иван Михайлович вдруг вспомнил, что у него бинокль имеется. От деда достался, большой, черный, — адмиральский. Иван Михайлович его взял и не пожалел. Еще спектакль не начинался, а уж Иван Михайлович все рассматривал. Люстру, занавес, зрителей, музыкантов… Он хорошо видел, как виолончелист что-то рассказывает барабанщику и тот смеется. Кажется, руку протяни — и дотронешься до его плеча, а на самом деле далеко.

Занавес поднялся, и началось. Пьеса была музыкальная и про любовь. Одна женщина любила человека, который ее не любил. Он любил другую женщину, а та, в свою очередь, любила не его, а кого-то еще. Вот-вот это должно было выясниться. Тут Иван Михайлович почувствовал прикосновение к руке и повернул голову.

— Извините, пожалуйста, — зашептала ему на ухо зрительница, сидевшая рядом. — вы не дадите мне на минуточку бинокль, взглянуть только…

— Пожалуйста, пожалуйста! — прошептал Иван Михайлович.

— Ой, тяжелый! — шепотом воскликнула зрительница.

— Морской! — шепотом ответил Иван Михайлович.

Актеры на сцене продолжали тем временем безответно любить друг друга, мучиться и петь. Но Иван Михайлович не терял надежды, что каждый из них найдет свое человеческое счастье.

— Снова извините! — зашептала зрительница, сидевшая рядом. — Можно, я ваш бинокль мужу дам?

— Конечно, конечно! — шепнул Иван Михайлович. Накал чувств на сцене, казалось, достиг предела. Но до взаимности, видно, было еще далеко.

— Товарищ, а товарищ! — услышал Иван Михайлович. — Теперь сосед мужа просит посмотреть в ваш бинокль. А муж без вашего позволения не решается дать…

— Пусть смотрит о чем разговор! — ответил Иван Михайлович.

Надо сказать, кое-какие положительные сдвиги там у них по ходу пьесы все-таки намечались. Один из героев начинал уже благосклонно поглядывать на влюбленную в него героиню.

— Сосед мужа просит передать вам большое спасибо.

— Не за что! — ответил Иван Михайлович.

Ему было жалко артистов, хоть он и понимал, что это все понарошку, что они просто играют свои роли и когда сыграют, то разъедутся по домам пить чай.

— Ну просто анекдот с вашим биноклем! — засмеялись в ухо Ивану Михайловичу. — Соседу соседа моего мужа тоже захотелось. — Вы не будете возражать?

— На здоровье! — разрешил Иван Михайлович.

Через некоторое время бинокль перекочевал на один ряд вперед, потом еще на один. Он выныривал то справа, то слева, и Иван Михайлович, хозяин бинокля, чувствовал себя в театре почти таким же нужным и полезным человеком, как, например осветитель или механик сцены. Потом Иван Михайлович вертел головой, но бинокля г поле зрения не было.

— Да вон он, смотрите! — зашептала соседка.

— Где?

— Да вон, вон!

— Не вижу — говорил Иван Михайлович.

Соседка обернулась назад и сказала кому-то: