Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов

«Что это он опять замыслил?!» — подумала жена и пошла посмотреть, и, надо же, — вовремя! Фролов был задержан в тот момент, когда уже выносил из квартиры восьмимесячного Костика.

— Куда с ребенком? — грозно вопросила жена.

— Маша, понимаешь, там Иван Павловичу пришел в голову интереснейший эпизод. Мать с младенцем на руках, причем младенец крупным планом.

— Это что еще за Иван Павлович? — жена Фролова уперла руки в бока, что не предвещало ничего хорошего.

— Иван Павлович — режиссер-постановщик фильма.

— Ребенка не дам! Положи на место!

— Маша, но ведь для искусства нужно.

— Ни для искусства, ни для чего другого. Сейчас же положи на место!

— Но ты подумай, что ты делаешь! От этого, может, судьба зависит…

— Какая еще судьба!

— Такая! Он, может, у нас талант. Он вырастет — и, может, как Андрей Миронов станет. Или как Боярский. «Пора-пора-порадуемся на своем веку!..» Его, может, в «Кинопанораме» показывать будут. А ты его в самом начале творческого пути останавливаешь. Об этом ты подумала?

— Ну уж и в «Кинопанораме»!

— А что, запросто! Ты посмотри, какой наш Костик фотогеничный!

— Но чтобы через сорок минут были обратно! Его кормить надо. И чтобы с ребенка глаз не спускал. Только с этим условием.

— Что ты. Маша, конечно! — поклялся Фролов и юркнул за дверь.

Жена Фролова вздохнула и принялась за уборку. За этим занятием она вспомнила, что обещала заглянуть к соседке, а когда вернулась, то ее артисты были уже дома. Она услышала, как из комнаты доносятся воркование сына и голос мужа:

— Костик, ну скажи «дубль»! Скажи «ди-а-фраг-ма». «Ре-пе-ти-ци-я». Эх, ничего ты еще не понимаешь!

Смелые пожарные

Какие смелые люди — пожарные! Я недавно опять в этом убедился.

Пошли мы с дочерью на пруд смотреть уток. Конец апреля, а холодно — утки сидят на льду, высиживают весну, пытаются своим теплом растопить лед.

Мы немного помогли уткам, отыскали на берегу две палки, потыкали лед.

Но вскоре замерзли и решили вернуться домой.

Идем по улице, вдруг — сирена! Появляются три красные машины, резко тормозят, из них высыпают пожарные, много их, в касках, и у каждого топорик на боку. Быстро так бегут, как на пожар. Выстраиваются в очередь у киоска с мороженым и начинают мороженое покупать.

Вот я и говорю, какие они все-таки смелые люди! Такая весна холодная, еще сто раз подумаешь, покупать мороженое или нет, а им хоть бы что. Потому что они смелые и закаленные, не боятся простудиться.

А один пожарный оказался самый храбрый: он три порции себе купил.

Так же быстро сели пожарные в машины и уехали. Наверное, в пожарную часть, мороженое кушать.

Семь этажей надежд

Обычно здесь пахнет вареной капустой, собачьей шерстью, порошком от тараканов. Но по субботам примешиваются и другие запахи. Из квартиры, где живет Соня, высокая белокурая девушка с медленными движениями, тянет пирогами. Этот запах способен свести с ума. Соня начиняет пироги яблоками. Еще она начиняет их надеждой и ожиданием. Соня ждет мужа. Она еще не знает, каким он будет, знает только, что он любит хорошую кухню и маленьких детей.

Когда я прохожу мимо Сониной двери, мне хочется, чтобы меня наподобие Одиссея привязали к чему-нибудь, иначе я могу ворваться к ней в квартиру и сделать предложение. Я спешу миновать опасное место, ведь я уже женат.

Хорошо, что через несколько ступенек мне приходит на помощь спасительный запах гуталина. Крепкий, мужественный запах. Это Август Янович с шестого этажа опять предается своей страсти. По субботам она просто выходит из берегов, перерастая в настоящую гуталиновую оргию. Вся площадка заставлена обувью всех цветов и размеров. Августу Яновичу мало своей, он еще занимает обувь у соседей. Я застаю его в тот момент, когда он с расстояния вытянутой руки любуется начищенной до зеркального блеска штиблетой.

— Вы думаете, молодой человек, это гуталин? — обращается он ко мне. — Нет, вы ошибаетесь. Ника кой гуталин не даст вам такого эффекта! Видите эту бутылочку, — Август Янович подносит прямо к моему носу пузырек с яркой этикеткой. — Запомните, юноша, — полировальная эмульсия «Сочи». Неподражаемо! Уникально! Ничего подобного мир еще не знал!

Я перешагиваю через сомкнутые ряды обуви, оставляя Августа наедине с его любимым делом. Настоящему художнику не нужны зрители. Его цель — совершенство.

А на пятом, перед пухлой дверью, стоят Константиновы, муж и жена. На их лицах написано отчаяние.

— Опять ключи потеряли? — спрашиваю я соболезнующе.

— Уже шестые в этом году, — шепчет Константинов.

— За слесарем посылали?

— Костя побежал. Как вы считаете, Вячеслав, неужели снова ломать? — спрашивает жена Константинова.

— Ну, почему обязательно ломать? — говорю я. — Слесарь откроет. Вот увидите, он обязательно откроет. Он у нас хороший, слесарь-то.

Супруги смотрят на меня с благодарностью.

«Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман…» Дальше я забыл, а ведь помнил когда-то. На четвертом у окна стоит в тапочках Петр. Он курит. Жена гоняет Петра курить на лестницу. А может, это не жена? Может, это архитекторы спроектировали Петра вместе с лестницей, лифтом и мусоропроводом?