Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин

— Поздравляю. — Человек в фуражке заглянул в накладную и добавил: — С днем рождения.

— Спасибо, — кивнул Козин и скис.

Вот уже много лет в день своего рождения он посылал сам себе торт и шампанское. И уже много лет надеялся, что их доставит ему очаровательная девушка. Такое он видел давным-давно в одном хорошем фильме. Каждый раз целый год Козин готовился к этой встрече и представлял ее себе до мельчайших подробностей.

Девушка будет красивой и застенчивой, как Стефания Сандрелли. Она поздравит его, а он улыбнется ей широкой улыбкой Жана-Поля Бельмондо и скажет: «О, торт! Ну и придумали сослуживцы по работе хохму! Хохма — это такая шутка, понимаете?» И она, глядя на него умными и грустными глазами Гурченко, скажет: «Понимаю». И он с легкостью и обаянием Баталова предложит ей: «Пока гости не подъехали, давайте примем шампанского!» А она сначала испугается смешно, как Ахеджакова: «Что вы, нельзя, я же на работе!» Но потом все-таки выпьет. И ей станет весело от шампанского, и она счастливо рассмеется звонким смехом Клаудии Кардинале в дубляже Наталии Фатеевой. И все! И больше Козину никогда не придется обедать бутербродами. Все, больше никогда, никогда в жизни, ни за что…

— Распишитесь в получении, — сказал человек в фирменной фуражке насморочным голосом Луи де Фюнеса в дубляже Романа Ткачука.

Козин посмотрел на него. Они действительно были очень похожи друг на друга. Маленькие и усталые.

— Еще раз поздравляю, — сказал человек в фуражке и повернул к двери.

— Не надо, не надо, — Козин, побежал за ним и робко схватил за рукав. — Я вас очень прошу, давайте выпьем шампанского!

— Что вы, нельзя, я же на работе, — испугался гость.

Но Козин все тянул его за рукав, приговаривая:

— Я вас очень прошу, очень… Понимаете, сослуживцы по работе… Эту хохму… То есть нет, это я сам, конечно, сам… Ведь нужно, чтобы хоть кто-нибудь… в такой день… вы понимаете?

Гость молча наблюдал, как Козин суетливыми движениями сорвал крышку с торта, соскреб серебристую обертку шампанского, открутил проволочку, и пробка резко выпалила в потолок. Гость вздрогнул.

— Извините! Пожалуйста, извините! — Козин стал разливать шампанское в бокалы. — Понимаете, в такой день… вы понимаете?

— Я понимаю. — Гость наконец снял фирменную фуражку и взял бокал. — Ваше здоровье!

— Не в том дело, — забормотал Козин, — понимаете, дело совсем не в этом…

— Я понимаю, — тихо повторил гость.

Бокалы сошлись над тортом, над бело-розовой надписью кремом «С днем рождения, Борис Борисович!».

Хозяин и гость чуть улыбнулись друг другу и стали пить шампанское — медленно, долго, с наслаждением…

1981

Парад планет

Накануне был день как день. И вечер как вечер. У телевизора.

Большой ученый, снисходительно улыбаясь — какие, мол, предрассудки, — заверял широкие массы телезрителей, что так называемый «парад планет», который состоится завтра, — явление вполне научное и абсолютно естественное, а все антинаучные слухи о сверхъестественных изменениях, якобы ожидающихся по случаю парада планет в жизни отдельных граждан или даже всего человечества, — это чистейший вымысел и обывательский бред.

Петр Петрович — мужчина средних лет и среднеруководяще-подчиненного общественного положения — позевывал в кресле перед телевизором, полностью разделяя авторитетный взгляд ученого на природу вещей и явлений.

Вот только Антонина — жена Петра Петровича, подобно всем нашим женам, смутно верила в загадочные силы космоса и позволила себе усомниться в правоте ученого. Однако Петр Петрович быстренько пресек ее мистику, зевнул еще раз-другой и отправился спать. Глубоко убежденный в торжестве света науки над мраком невежества.

А утром Петр Петрович проснулся другим человеком.

Нет, конечно, он не стал прекрасным юношей. И у него, естественно, не выросли золотые ослиные уши. Но в это утро — впервые за много лет — Петр Петрович проснулся в хорошем настроении, с улыбкой на устах. И даже подарил эту улыбку жене Антонине. Чего с ним тоже давненько не случалось.

А еще, едва проснувшись, Петр Петрович с удивлением услышал музыку. Не за окном, не на кухне, а в собственной душе. Он напряженно прислушивался, пытаясь уловить мелодию. То ли это были какие-то современные ритмы, которые крутил до одури его великовозрастный сын — тоже Петр. То ли, наоборот, это был какой-то из классических вальсов, которые Петр Петрович — тогда еще просто Петя — слушал в далекой юности вместе с женой Антониной — тогда еще Тонечкой — в исполнении симфонического оркестра на открытой эстраде в горсаду. То ли это была вообще совсем иная музыка, не слышанная ранее, а рождающаяся именно сейчас и именно в его душе.

На работе в этот день Петр Петрович — тоже впервые за много лет — не юлил перед начальством и не кричал на подчиненных. А всем улыбался и спокойно делал свое дело.

После работы Петр Петрович поехал к маме Татьяне Васильевне, у которой не был уже месяц. И починил водопроводный кран, который обещал ей починить уже год.