Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин

На стенах квартиры — дипломы, в шкафу — призы. Самый почетный из них с международного фестиваля в Сан-Дебило. Его вручили Венедикту Лаптеву за лучшую женскую роль. Произошла небольшая путаница: в сандебильском языке нет женского и мужского рода. «А в нашем языке есть! И у нас, как известно, женщины с мужчинами наравне! — остроумно замечает Венедикт Петрович. — Так что я этот приз никому не отдам. Он мне особенно дорог!» Артиста можно понять: устроителям фестиваля действительно пришлось раскошелиться на этот ценный приз — цветную объемную фотографию десяти тысяч фунтов стерлингов.

Разговор заходит о редких минутах свободного времени, о коротких годах отдыха. «Отдыха у меня не бывает, — по-хорошему сокрушается артист. — А если бывает, провожу его в кругу семьи. — Он по-доброму оживляется: — Очень люблю сына — от первого брака. И дочь — от второго. Обожаю жену — от третьего».

Венедикт Петрович — романтическая натура. Он может часами любоваться игрой дождя, днями слушать шепот листвы, сутками следить полет облаков… Лишь бы не работать.

А работать с Лаптевым нелегко. Он принципиален и требователен. Он требует того, что выше человеческих сил: вовремя приходить на съемку, не забывать дома кинокамеру, не пить на площадке с утра.

Но, несмотря на все трудности, жизнь и работа продолжаются. Новые фильмы, новые роли. Возможно, даже совершенно новая жизненная роль, мечту о которой лелеет Лаптев: стать кинорежиссером. И правильно. Потому что, как известно, режиссером может быть всякий, кто не доказал обратного. А Венедикт еще докажет!

Да, его знают в лицо. Как часто, выходя с киностудии, Лаптев слышит за спиной восторженный шепот: «Смотрите, смотрите! Янковский идет!»

Ему звонят поклонники. Ему пишут поклонницы. Предлагают руку и сердце. Берут автографы. Дают взаймы.

Но все это — маленькие праздники. А завтра вновь — трудовые будни. Снова истошный крик режиссера: «Мотор!» — и пошел…

Счастливого вам пути! Интересного нам кина!

1983

Всадник без головы

Проснувшись утром в понедельник, Степан Сергеевич Всадников обнаружил, что у него нет головы.

Точнее, проснувшись, он еще ничего не обнаружил. Он потянулся, спрыгнул с кровати, пошлепал в ванную, взял зубную щетку, выдавил пасту, оскалил для чистки зубы… и замер.

В зеркале не отразилось ничего. Вернее, отразилась только его рука с зубной щеткой. Но ни оскаленных зубов, ни вообще рта, ни глаз, ни носа, ни головы в целом!

Однако, несмотря на отсутствие головы, все, чему положено быть на этом важнейшем органе тела, функционировало нормально. Всадников все видел, все слышал, все соображал… Только решительно ничего не понимал.

— Стёп, яичница стынет! — позвала из кухни жена.

— Я… да-да… М-м… Сейчас, — невнятно забубнил он.

— Привет! — в ванную влетела дочь, студентка Ольга.

Всадников закрылся полотенцем. Но дочь на него и не смотрела, бросилась к крану — промыть глаза от туши.

Всадников выскользнул из ванной. И в прихожей наткнулся на сына Сережку со школьным ранцем за спиной.

— Пап! Дай денежек, Колька восемь кораблей в автомате подбил, а я заспорил, что десять выбью!

Всадников полез в карман пальто на вешалке, пряча от сына лицо… или что там у него теперь было вместо лица. Но сын следил только за отцовской рукой, копавшейся в кармане.

— Спасибо, пап! — Получив деньги, он выскочил за дверь.

Следом за ним вылетела Ольга, опаздывавшая в институт.

И ошеломленный Всадников остался в прихожей один.

— Стёп! — Голос жены стал раздраженным. — Ну скоро ты?

Степан Сергеевич на ватных ногах приблизился к кухне, но в последний момент сдрейфил, схватил с тумбочки газету и сел за стол» прикрывшись газетным листом.

Татьяна Павловна шлепнула перед ним на тарелку яичницу и уселась напротив с чашкой кофе. Всадников напряженно ждал. Заметит? Не заметит? Не может быть!

И вдруг понял: может. Ведь они уже много лет завтракают вот так, друг против друга, жена со своим кофе, он со своей газетой — как же ей увидеть его лицо?

— Все, побежала! — вскочила жена.

И чмокнула мужа в щеку. Ну, не совсем в щеку, а привычно клюнула воздух где-то возле его щеки. И умчалась на работу.

Степан Сергеевич пораженно застыл: родная жена не заметила, что у мужа нет головы! Что же теперь делать ему? Тоже идти на работу? Но какая уж тут работа? Сейчас бы, скорее, на бюллетень… Ну, конечно! Как это сразу не пришло ему в голову… или во что там теперь?

В очереди поликлиники все обошлось спокойно. Что им до головы Всадникова, когда у самих болела голова, или руки-ноги, или ухо-горло-нос.

Врач за столом заполнял историю болезни предыдущего пациента.

— Раздевайтесь! — Он не поднял головы от бумаг.

Врач не был ни груб, ни равнодушен. Он был затуркан.

Степан Сергеевич покорно стянул сорочку. Врач прильнул стетоскопом к груди Всадникова.

— Так… Чудненько… Чудненько… А вот это совсем не чудненько… Много курите?

Всадников кивнул. Хотя непонятно — чем. Впрочем, врач и без его кивка установил, что пациент курит много.

— А надо бы поменьше! Зато двигаться — побольше! В основном же у вас особых отклонений нет.