Петр Сергеевич Голицын с шестого этажа ремонт в квартире затеял. Старые обои с песнями рвал, и вдруг — мать честная! — дыра в стене обнаружилась. Петр Сергеевич давай руками грести, облизываясь, в надежде, что клад подложили. Нагреб сажи полную комнату, на том драгоценности кончились.
Ух, он ругался! Строителей, что вместо кирпича сажу кладут, крепко клял. Мало того что стенка дырявая, так еще в дыре ничего путного нет!
Потом соседка Ильинична прояснила, дыра-то чуть ли не царского происхождения! Когда-то весь дом принадлежал князю Михайлову. В залах были камины. А потом князей постреляли для справедливости, камины поразбивали для порядка, залы перегородили для уютности, паровое провели, чтобы жилось лучше. Это раньше господа с трубочкой ноги к камину протягивали, догов гладили от безделья, а трудящемуся зачем? Камины — дурная привычка английских лордов Байронов.
Голицын, жилец проверенный, без темного прошлого, не имел в роду ни лордов, ни Байронов, но почему-то со страшной силой захотелось протянуть ноги к живому огню.
Он начал подготовку к вечерам у камина. Приобрел томик Байрона. Оказалось, это стихи, да еще на английском, то есть в подлиннике, черт бы его побрал! Но картинки указывали на то, что разговор у Байрона шел о любви, морях, шпагах.
Породистого дога Голицын, конечно, не потянул, да и где ему прокормить эту лошадь, которая в рот не возьмет того, чем кормился он сам. Судьба свела в подворотне с собачкой. Это был кто угодно, только не дог. «Но ведь и я не лорд Байрон!» — вздохнул Петр Сергеевич и пригласил песика в дом. На свету разглядел. Безусловно, это было собакой, хотя вместо шерсти колола щетина, хвостик свернулся поросячьим кольцом. Но глазки живые, а в них — преданность до конца дней. В честь Джорджа Байрона он назвал псинку Жоржик.
Трубка и табачок обошлись не так дорого. Осталось одно — сам камин.
Попробуйте сегодня найти печника! Они вымерли за ненадобностью. Знакомые с трудом раскопали одного старика. Тот представился, клацая челюстями:
— Потомственный печник Муравьев-Апостол! Сто лет печи клал, вплоть до крематориев, и одни благодарности вместо денег!
Он долго ковырялся в дыре, нюхал, дул и, пожевав сажу, сказал:
— Королевская тяга! Достаньте огнеупорный кирпич. Триста штук с головой хватит. Я вам за двести долларов сложу не камин — доменную печь!
— Мне бы хотелось камин, — сказал Петр Сергеевич.
— Тогда двести пятьдесят, — подытожил печник.
Голицын договорился с ханыгой у магазина насчет кирпича.
В половине шестого, когда все шли с работы, самосвал на ходу опрокинул кирпич. Петр Сергеевич крикнул:
— Договорились поднять!
Шофер газанул:
— Извиняюсь, облава! — машина умчалась.
Пришлось Голицыну на шестой этаж без лифта кирпичины волочь на себе. Сначала брал он по шесть, потом по пять, четыре, три, две и последние еле волок по одной, отдыхая на каждой площадке.
Пенсионеры на лавочке, само собой, клювами туда-сюда водят, перемножая в уме число кирпичей на количество ходок.
— Двести пятьдесят штук! — озабоченно сказал хроменький с палочкой. — Решил дачу отгрохать!
— Какую дачу, если тащит на шестой этаж! — возразил кривенький с сопелькой. — Бункер замыслил на случай конца света!
— Оставьте конец света в покое! Подумайте мозгом! Потолков-то у нас не видать, метра четыре! Вот умные и стелят втихаря второй потолок, две квартиры в одной получается, а платят как за одну!
— Аморальность кругом! — вставила Анна Павловна, бывший бухгалтер. — Мутейкин из двадцать второй антресоли офицеру сдает, а тот на антресоли баб водит!
В три часа ночи Петр Сергеевич сидел на полу в кирпичах, шаря по телу рукой в поисках сердца. Верный Жорж слизывал пот со лба, содрогаясь всем тельцем от невысказанной любви.
…Через неделю потомственный печник Муравьев-Апостол закончил кладку, еще раз прихвастнув, что будет не камин, а доменная печь.
— Облицовщика для красоты восприятия подошлю. Ожидайте! — сказал печник. — Человек с кладбища, там у них все: гранит, мрамор, гробы. Держитесь его. Свой человек на кладбище не помешает.
Весь дом жил тем, что Голицын у себя с кирпичом замышляет.
— Может, бассейн?
— Бассейн с сауной! — огрызался Голицын.
— Будем ходить! Раз в нашем доме, можем мыться у него с чистой совестью! — решили соседи.
В среду Петр Сергеевич в ожидании облицовщика сидел дома, мучаясь Байроном. Вдруг Жоржик, ощетинившись, зарычал на камин. Там что-то пыхтело. Потом, дико матерясь, вывалился сосед Черемыкин. Его карий глаз лазерным лучом заметался по комнате.
— Это сорок шестая квартира? — спросил он, сплевывая сажу.
— Сорок девятая, — ответил Голицын, удерживая Жоржика, который отчаянно лаял, желая доказать, что не даром ест хлеб.
— Извините, ошибся, — сказал Черемыкин, направляясь к дверям. — А где ваша сауна? — как бы невзначай спросил он.
— Разобрал!
— Уж не камин ли затеяли? По пожарным нормам нельзя!
— Это бутафорский. Одна видимость!
— Если видимость, имеете право!
Черемыкин ушел, оставив на полу следы сажи.
И вот явился наконец облицовщик. Жизнерадостный, шустрый работник кладбища. Только хороня других ежедневно, можно так радоваться жизни.