Цвета на картинах я долго воспринимал как результат выдавливания на холст из тюбиков тех самых женщин.
Восьмидесятые. Служил в ДК Ленсовета. Зав.клубом молодежи Петроградский стороны.
Вечер, посвященный Дню Победы, в большом зале.
Режиссер поручил забрать в мастерской факел, зажечь и вставить в руку женщине-матери. По сценарию она с факелом идет через зал. Все встают в едином порыве. Женщина-мать на сцене зажигает от факела вечный огонь памяти. Ансамбль поет. Зал подхватывает. Апофеоз, чтоб не сказать большего.
Идет вечер. Я с женщиной-матерью в фойе. Красивая, полная достоинства старуха в черном до полу платье. Дают отмашку. Я поджигаю и отдаю факел. Бабушка идет по проходу. Зал встает. Все по сценарию.
Откуда-то нехороший запах. Подношу ладонь к носу — бензин!!! Факел течет! Вспыхнет старуха!
Бывают ситуации, когда в долю секунды надо на что-то решиться.
Или не решиться. Помчись я за старухой, повали, бедную, на пол, у нее мог случиться разрыв сердца. Паника в зале. Огонь по рядам. Жертвы.
К счастью, у меня столбняк. Глазами впился в спину старухи. Торжественная поступь. Самая длинная минута в моей жизни.
Наконец женщина-мать поднялась на сцену. Зажгла вечный огонь под овацию зала.
Громче и дольше всех хлопал я.
С тех пор Девятое мая для меня особенный праздник.
Восьмидесятые. Дом актера на Невском. Я зав. творческим отделом. Уже потихоньку писал. Чудная женщина, Тамара Германовна, когда я делал задумчивое лицо, спрашивала: «Сенечка, вы сейчас думаете о делах Дома актера или о своих?»
Будучи честным, сам попросился с должности зав. отделом.
Там же в Доме актера работал ночным сторожем и вышибалой в ресторане. Вершина карьеры.
В Доме актера узнал об особенности моего голоса.
Телефонный звонок. «Будьте добры Николая Петровича!»
— Вы не туда попали!
Пауза. Женский голос дрожит: «Не бросайте трубку! Умоляю, поговорите еще!»
Недавно на «Авторадио» в Москве опрос радиослушателей подтвердил: мой голос мужчин успокаивает. А женщин возбуждает.
Когда мозг окончательно размякнет и не смогу писать, есть такая услуга — «секс по телефону». С моим тембром голоса на кусок хлеба себе заработаю!
В Доме актера приобрел привычку на банкетах напиваться, но не закусывать, а дома требовать есть!
Я застал великих стариков. Толубеева. Меркурьева. Стржельчика. (Рука не поднялась перечислить через запятую!)
Когда в Карельской гостиной накрывали банкет — народу, естественно, набивалось больше, чем приглашали. И я видел, как в тесноте Стржельчик просовывал руку между ног Толубеева, чтобы взять со стола бутерброд. Меня заклинило. С тех пор не могу взять еду со стола. Рюмочку выхватить проще.
А есть виртуозы банкета! Молодой человек держит в руках тарелочку с бутербродами, рюмку, сигарету, обнимает за талию девушку, говорит по мобильному, при этом дает кому-то визитку и рассказывает смешной анекдот! Высокий класс!
Я шесть-семь рюмок схватил, а дома набросился на жареную картошку. Так уж воспитан.
Восьмидесятые. Дом актера. Я зав. отделом. Часов десять вечера. В дверях Володя Панфильцев. Не виделись лет пять. Он все такой же всепогодно элегантный. Пальто до пят, шляпа, кашне. Денди, если кто знает, что это такое! Расцеловались. Дабы поднять статус встречи, Володя из портфеля торжественно вынимает водку. Я бегу наверх в ресторан взять закуску — закрыто. Статус встречи сразу понизился.
Панфильцев хлопает себя по лбу и жестом фокусника вынимает сигару. Коричневую, толстую, аппетитную, как сарделька!
В кино мы видели, как джентльмены за рюмкой коньяку красиво посасывают сигары. Но курить их — не курили!
«Сигара — это закуска богатых!» — Володя изящно наливает водку в стакан.
«Благодарю вас!» — останавливаю его на полстакане. — Ваше здоровье, сэр!» Выпиваю.
Володя разжег сигару, красиво подает мне.
«Вы очень любезны!»
«Право, не стоит!» — Панфильцев наливает полстакана себе.
Я затягиваюсь сигарой… (Минздрав не предупредил, что ими не затягиваются!)
Дальше ускоренная съемка, как в кино.
Меня мотает по лестницам. Глаза вылезают из орбит, кашель выворачивает на левую сторону. Испуганный Володя мчится за мной, но догнать не может. Он после водки сигарой не затянулся, а это влияет на скорость. Я затих через час. Кашель сутки бухал в груди, удаляясь как грозовая туча за горизонт.
Запомните: после водки сэры сигарой не затягиваются!
Первый в жизни гонорар пришел из Литературной газеты в 1971 году. 38 рублей 00 копеек.
В те годы люди были уверены в завтрашнем дне. 110 в месяц. Ни копейкой меньше, ни больше. А тут сверх зарплаты такие деньжищи! На 16-й странице напечатали девять фраз в рубрике «Афоризмы».
Где-то по 4.50 за фразу! Жена прикинула, сколько фраз в месяц нужно для красивой жизни. «Литературка» выходила раз в неделю, открывал ее, как лотерейную таблицу. Если сходилось имя и фамилия — выигрыш минимум 4.50. Бутылка коньяка тогда стоила 4.12! С одной фразы можно было упиться!
Через два года получил концертную ставку в Ленконцерте. Впервые вскарабкался на сцену, где и торчу тридцать лет!