Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 29. Семен Альтов

Шофер включил музыку. Раскрыл пачку «Мальборо»! Подарил брелок с голой девушкой! Сказка!

От возбуждения стали понимать польский язык, подыхая над шутками. Когда на душе легко, поймешь и китайца.

Через два часа езды по Варшаве водитель переспросил адрес.

— Ах, Климчака!

Хлопнул себя по лбу и поехал в обратную сторону.

Рыскали еще час. Водитель делался все мрачней, бормотал, что такая поездка стоит других денег! Мы сразу перестали понимать польский язык.

Водитель убрал в карман наши любимые сигареты «Мальборо». Попросил вернуть брелок. Выключил музыку.

Стемнело. Затормозив, водитель сказал по-русски: Паны выходят к чертовой матери, денег не надо!»

Мишин ответил по-польски: «Пока не довезешь до Климчака, не выйдем!

В салоне звенящая тишина. Хочется домой в Россию.

По спине водителя забегали ненавистные искорки. От багрового затылка можно прикуривать.

Полночь. Луна целиком. Съезжаем в овраг. Водитель выхватывает пистолет: «Нет в Польше улицы Климчака! Выходите, москали, — или стреляю!»

Остаемся с вещами в ночи за границей.

Горят окошки единственного на весь овраг дома. Подходим.

На доме табличка «ул. Климчака, 42»!

Восьмидесятые. Началась эпидемия видиков.

Выходили в ночную смену, ехали на край города и смотрели четыре-пять фильмов подряд.

«Крестный отец», «Челюсти», «Эмануэль»… Так выглядело тогда счастье!

…«Юморина» в Одессе.

В ресторане Андрей Кучаев рассказывает «Последнее танго в Париже», которое видел в Москве своими глазами.

Кучаев пьет, закусывает. Мы не едим, не пьем, во все глаза смотрим ему в рот. Видим тяжелый взгляд и мощную спину Марлона Брандо. Краснеем от родинки на попке партнерши. Грубый секс изнуряет нас. Мы УВИДЕЛИ потрясающее кино!

Спустя два года посмотрел «Танго» на кассете. Фильм оказался слабее, чем в пересказе Кунаева.

Голод обостряет восприятие.

Восьмидесятые. Популярнейший в то время Геннадий Хазанов брал иногда на гастроли авторов.

Город Кременчуг. Вечером на свет столичных звезд слетались местные девушки. У меня в номере краснеет блондинка. Вид такой: «Только тронь! Милицию вызову!». Хотя за этим вроде бы и пришла…

Я не трогаю. Молчу. Ошарашенная неожиданной тактикой девушка заговорила сама. Я слушаю. До рассвета без перерыва. Наверно, ее выслушали первый раз в жизни. Теперь я знал о ней все.

Назавтра было такое усталое лицо, решили: самая бурная ночь прошла у меня.

На следующий вечер после концерта эта девушка позвонила и пригласила к себе в номер. Вхожу. Застеленная кровать. Столик. Бутылка водки, восемь сарделек, горчица, хлеб.

Гасит свет: «Делай со мной все, что хочешь!»

До отъезда в аэропорт оставалось пять минут. Я поцеловал ее в лоб и ушел.

Она заплакала.

Выслушай женщину — и она твоя! Хочешь ты того или нет.

Гастроли во Владивостоке. Администратор Сергей за день до вылета идет покупать билеты на самолет. Остался только бизнес-класс! А это, как вы понимаете, значительно дороже.

Летим. У Сергея на лице убытки. Понесли еду. А в бизнес-классе можно себе ни в чем не отказывать. Сергей мрачно ест и пьет без остановки, прикрываясь моим именем.

«А будьте-ка нам добры, Семену Теодоровичу еще коньячку! Пирожного! Горячего!»

Лету девять часов. Стюардесса не присела.

Во Владивостоке Сергея выносил на себе. Судя по тому, как он пел, разницу в цене на билеты отбил.

Гастроли в Кемерове.

Живу за городом в закрытой гостинице. Судя по удобствам и по тому, что персонал вежливо не смотрит в глаза, пода наезжает начальство красиво отдохнуть без свидетелей.

Уставший после концерта, лежу в постели и начинаю смеяться.

Потолок надо мной зеркальный! Но зеркало некачественное, кривое. При повороте головы, как в комнате смеха, физиономия искажается до дебильной. А если тут занимаются сексом? Отраженное тело партнерши меняет пропорции на глазах… Обхохочешься, трахаясь.

А утром представил: кувыркаешься с уродиной, а в зеркале на потолке королева! Тоже вариант!

Эротика по-кемеровски.

Восьмидесятые. Концерт в Тобольске. На сцене получаю записку: «Семен Теодорович! Заканчивайте концерт, в овощной завезли немецкую обувь!»

Кто-то пошутил. Смотрю за кулисы. Организаторы строят дикие рожи, тычут рукой на часы, пилят горло ладонью. Что-то случилось!

Раскланиваюсь. Ухожу за кулисы. Меня кидают в машину. Мчимся в ночь. Выходим. Овощной магазин!

В контейнерах картошка, капуста и два короба, полные обуви!

Тобольск в те годы работал с немцами по бартеру. В Германию шла нефть, оттуда товары. Почему обувь завезли в овощной?

До закрытия десять минут. Мрачная продавщица, догрызая морковку, спрашивают, какой у жены размер. А наш размер надо еще перевести в заграничный. Потом обратно.

Туфельки, сапожки, ботиночки… Отобрали пять пар; за каждую советская женщина продала бы дьяволу душу!

В Питере, чувствуя себя волшебником, вывалил на пол сокровища. Жена, как Золушка, кинулась примерять. Не налезла ни одна пара! Ни одна!

Лариса плакала до утра. Умоляла — никогда ничего не привози!

Я родом из Лапландии, в душе Дед Мороз, по-прежнему таскаю подарки. Но только такие, которые не надо надевать на себя.

…Если от ваших подарков плачут — что-то не так.