Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 3. «Сатирикон» и сатриконцы

— Повторяю, однако, — продолжал офицер, — повторяю, что относительно их образа жизни вдвоем взаперти никому ничего не известно, и самые любопытные люди в местечке решительно ничего не могли по этому поводу дознаться. Утром, ровно за полчаса до отхода поезда, пришел конвой с офицером, и двери квартиры тотчас же отворились. Комендант вышел без шапки и вручил сопровождавшему офицеру пакет. Тотчас же за ним показалась и арестантка. Очевидцы утверждали, что она была страшно бледна и от этого глаза ее казались еще лучистее и больше. От бессонной ли ночи или от ожидания смерти так побледнела она — кто теперь об этом узнает?.. Раздалась команда, солдаты взяли ружья вольно, офицер пошел впереди, а кругом Эльзы вновь грузно застучали по мостовой тяжелые солдатские сапоги.

Офицер сделал паузу. Медленно, по глоткам, выпив стакан вина, он сказал:

— Вот тут-то и начинается самое смешное в этой истории. Через пять минут подошли к станции. Эти русские захолустные станции всем вам, конечно, знакомы. Неуклюжее, длинное, пустое здание, сеть разбегающихся во все стороны рельс, товарные вагоны на запасных путях, снующие под вагонами бесприютные куры, — что может быть скучнее и однообразнее такой картины! А тут еще серое осеннее утро и эта мрачная группа конвойных с преступницей посередине. Все создавало самое тягостное и безнадежное настроение, как вдруг Эльза остановилась и попросилась в уборную. Эта самая естественная необходимость вызвала почему-то улыбку на лицах солдат. Конвой остановился. Рядом со станцией была небольшая, наспех сколоченная из досок уборная. Офицер вдруг вспомнил прежние побеги преступницы и принял все меры. Одного солдата он поставил сзади уборной, два других стали у дверей. Эльза вошла, и потянулись одна за другой неловкие, томительные минуты ожидания. И вдруг с страшным громом, как это бывает в пустых деревянных постройках, раздался выстрел. Офицер опешил в первую минуту и не успел броситься к уборной, как дверь ее растворилась, к его ногам упала Эльза и выбежал другой, окровавленный офицер.

— Стой, убийца! — закричал конвойный офицер, хватая постороннего офицера за воротник.

— Это меня убили, меня убили! — растерянно кричал схваченный офицер.

Солдатский конвой улыбался все веселее и веселее. Действительно, выскочивший офицер представлял потешное зрелище. Растерянный, со спущенными штанами, с окровавленным задом, он бормотал что-то бессвязное. Дело, разумеется, разъяснилось. Эльза застрелилась. Пуля, направленная вбок, пронизала тонкую перегородку и ранила случайного посетителя. Вот и вся смешная история, вызвавшая веселье конвоя.

— Но где же она взяла револьвер? — спросил педагог.

— Револьвер оказался принадлежащим коменданту, — ответил рассказчик.

— А, вот видите, — сказала дама. — это последний трагический подарок влюбленного человека. Иначе в подобных обстоятельствах и не могло быть.

— Ну, как вам сказать, — заметил рассказчик. — Разве нельзя попросту стащить револьвер у человека, особенно если он неосторожен с выпивкой? Повторяю, что в этой истории многое осталось совсем неизвестным. Следствие установило только, что револьвер принадлежал коменданту и Африкан Петрович сильно поплатился за это: его разжаловали в солдаты.

На этом и кончил офицер рассказывать свою смешную историю. Но из слушателей никто не смеялся. Дама грустно поникла головой в каком-то раздумье, педагог заговорил было о ничтожности жизни, о том, что она только сон, а смерть — пробужденье. Но и он скоро замолк на сократовской цитате:

— Принесите Эскулапу в жертву петуха за мое выздоровление.

И было совершенно очевидно, что петух не имеет никакого отношения к рассказанной офицером смешной истории. Смеялись над этой историей только солдаты-конвойные да те приятели, которым они долго рассказывали о ней со всевозможными вариациями. Сам же герой последнего приключения, раненый офицер, отнюдь не смеялся. Напротив, он был совершенно убежден, что во всем действовала дьявольская сила, и Эльзу расценивал по меньшей мере как ведьму.

— Подумайте, — говорил он уныло, — какая же это девушка? Такая молоденькая, почти что дитя, а сеет кругом зло, одно только зло. Страшно подумать, сколько жизней загубила она своим предательством и шпионством. И Африкан Петрович разжалован через нее в солдаты. Согласитесь, что она по крайней мере ведьма и орудие какой-то темной, нездешней силы. Да и застрелиться-то она порядочно по-человечески не сумела: надо же было в непристойном учреждении случайно ранить ни в чем не повинного человека…

1930

Не может быть

Разговор, как это бывает между малознакомыми людьми, перескакивал с темы на тему. Я сидел в маленьком ресторане на самом берегу Гаронны за чашкой кофе, смотрел на пылающей закат солнца и разговаривал с знакомым французом. Он очевидно старался меня занимать. И потому, подумав немного, вдруг объявил мне:

— Ручаюсь, что по поводу того, что я вам сейчас расскажу. вы непременно скажете мне: не может быть. И это потому, что жизнь иногда бывает гораздо фантастичнее самого пылкого человеческого воображения.