Я — буржуа. Лупи меня, и гни,И режь! В торжественные дни.Когда на улицах, от страха помертвелых.Шла трескотня —В манжетах шел я белых.Вот главное. О мелочах потом,Я наберу их том.Воротничок был грязен, но манжетыНедаром здесь цинично мной воспеты:Белы, крахмальны, туги…Я — нахал.Нахально я манжетами махал.Теперь о роскоши. Так вот: я моюсь мылом.Есть зеркало, и бритва есть, «Жиллетт»,И граммофон, и яблоки «ранет».Картины также «Вий» и «Одалиска»,Да акварель «Омар», при нем сосиска.Всего… все трудно даже перечесть:Жена играет Листа и Шопена,А я — с Дюма люблю к камину сестьИль повторить у По про мысль Дюпена:Дюма дает мне героизм и страсть.А Эдгар По — над ужасами власть.У нас есть дети, двое… Их мечта —Бежать в Америку за скальпами гуронов.Уверен я, что детские устаЛепечут «Хуг!» не просто, нет. Бурбонов,Сторонников аннексий я растил!Молю Всевышнего, чтоб он меня простил.Мы летом все на даче. Озерки —Волшебное, диковинное место;Хотя цена на дачу не с рукиИ дача не просторнее насеста,Но я цинично заявляю всем:На даче! Ягоды! В блаженстве тихом ем!!! Вот исповедь. Суди. Потом зарежь.Я оправданий не ищу, не надо.К «буржуазности» я шел сквозь «недоешь»,Сквозь «недоспи», сквозь все терзанья адаРасчетов мелочных. Подчас, стирая сам,Я ужинал… рукою по усам.Я получаю двести два рубля,Жена уроками и перепиской грабит,Как только носит нас еще земля?!Как «Правда» нас вконец не испохабит?!Картины… книги… медальон… дрова!Ужасная испорченность… ва-ва!Упорны мы! Пальто такое «лошь»Со скрежетом купили, хоть рыдали;За «Одалиску» мерзли без калош,А за «Омара» полуголодали.Вопще, оглох наш к увещаньям слух…Елико силен буржуазный дух!«Новый Сатирикон». 1917, № 40