Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 3. «Сатирикон» и сатриконцы

Когда я был влюблен (а я влюблен
Всегда — в идею, женщину иль запах).
Мне захотелось воплотить свой сон
Причудливей, чем Рим при грешных папах.

Я нанял комнату с одним окном,

Приют швеи, иссохшей над машинкой,
Где, верно, жил облезлый старый гном.
Питавшийся оброненной сардинкой.

Я стол к стене подвинул, на комод

Рядком поставил альманахи «Знанье»,
Открытки — так, чтоб даже готтентот
В священное пришел негодованье.

Она вошла, спокойно и светло,

Потом остановилась изумленно.
От ломовых в окне тряслось стекло.
Будильник тикал злобно-однотонно.

И я сказал: «Царица, вы одни

Сумели воплотить всю роскошь мира;
Как розовые птицы ваши дни,
Влюбленность ваша — музыка клавира.

Ах, бог любви, заоблачный поэт,

Вас наградил совсем особой меткой,
И нет таких, как вы»… Она в ответ
Задумчиво кивала мне эгреткой.

Я продолжал (и тупо за стеной

Звучал мотив надтреснутой шарманки):
«Мне хочется увидеть вас иной,
С лицом забытой богом гувернантки.

И чтоб вы мне шептали: «Я твоя»,

Или еще: «Приди в мои объятья».
О, сладкий холод грубого белья,
И слезы, и поношенное платье.

А уходя, возьмите денег: мать

У вас больна иль вам нужны наряды…
Как скучно все, мне хочется играть
И вами, и собою без пощады…»

Она, прищурясь, поднялась в ответ;

В глазах светились злоба и страданье:
«Да, это очень тонко, вы поэт,
Но я к вам на минуту, до свиданья».

Прелестницы, теперь я научен.

Попробуйте прийти, и вы найдете
Духи, цветы, старинный медальон,
Обри Бердслея в строгом переплете.

«Сатирикон», 1911, № 33

Я и вы

Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.

Не по залам и по салонам

Темным платьям и пиджакам —
Я читаю стихи драконам.
Водопадам и облакам.

Я люблю — как араб в пустыне

Припадает к воде и пьет,
А не рыцарем на картине.
Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постели.

При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели.
Утонувшей в густом плюще.

Чтоб войти не во всем открытый,

Протестанский, прибранный рай,
А туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: «Вставай!»

«Новый Сатирикон», 1918, № 16

Исидор ГУРЕВИЧ

Визит

Он, не постучав, открыл дверь веранды и уже с порога протянул мне руку:

— Петренко.

— Оч-чень рад, — солгал я, цедя сквозь зубы слова, и на звал себя.

— Вижу, пишете все?

— Пишу.

— А я за вами слежу!.. Хе-хе… не по-сыщицки, а так, за вашими успехами в литературе.

Я пробурчал что-то среднее между благодарностью и всероссийски известным «адресом».

— Помилуйте, читал ваш рассказ «Налим».

— Вы ошибаетесь, это чеховский рассказ.

— Неужели? Совсем под вас написано.

Я улыбнулся этой низкопробной лести.

— Ей-богу, еще жене говорю: знаешь, Глашенька…

— Виноват, — перебил я моего незваного гостя, — чем могу быть вам полезен?

— Бог мой… Вы-то? Да каждое ваше слово надо бы золотом по мрамору… В школах — будь я министром — заставлял бы ваши рассказы наизусть «от сих пор» «до сих пор»… Например, ваши «Вечера на хуторе близ Диканьки»…

— Гоголя, не мои.

Он нагло сощурил глаза: