Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 3. «Сатирикон» и сатриконцы

Презрительно опущенные губы,
Жевательный и неприятный звук.
Они жуют. Их золотые зубы
Вонзаются в упругий каучук…

Они жуют на фабрике, на даче,

Восстав от сна и отходя ко сну.
Они жуют, когда природа плачет.
Когда природа празднует весну.

Они жуют в сенатах и в палатах.

На берегу и в тишине кают.
Жуют во всех Соединенных Штатах,
И в каждом штате все они жуют.

Они жуют от первого момента

До самого последнего в судьбе.
Когда они хоронят президента
И выбирают нового себе.

Они жуют от мала до велика.

Причем хранят молчания печать.
Они жуют, оглядывая дико
Глупца, который смеет не жевать.

И как они не получают сыпи,

Чумы! Всего, что сокращает век?!
Они жуют: от устьев Миссисипи
До устьев менее роскошных рек.

Они жуют, проходят дни и годы.

Они жуют, следя времен полет.
За исключеньем Статуи Свободы,
Которая, как будто, не жует.

Меняя вид всего земного шара.

Вулканы рвут несовершенный мир…
Беснуется седая Ниагара,
Таинственный задумался Памир.

Меняются и судьбы, и правленья

Народов, стран, и малых, и больших.
Они жуют в часы землетрясенья.
Когда оно касается не их.

На материк зловещим ураганом

Глухие тучи медленно ползут.
За Атлантическим далеким океаном
Они молчат, считают и жуют.

Да будет так! Своеобразна прелесть

И выводы естественных наук:
Америка — единственная челюсть,
Европа — неизбежный каучук.

«Сатирикон», 1931, № 17

О. Л. Д’ОР

Автобиографии великих, малых и крошечных писателей

Леонид АНДРЕЕВ

Как известно читателю, я родился.

Потом я поступил в гимназию, где учился плохо, так плохо, что меня каждый день выгоняли из класса.

Потом я поступил в Московский университет, где тоже учился плохо. В Петербургском университете я учился еще хуже.

В 1894 г. я плохо стрелялся, последствием чего было наложенное на меня церковное покаяние. Но каялся я тоже плохо.

Видя, что дело плохо, я стал учиться живописи и начал рисовать портреты. Последние были из рук вон плохи.

В 1897 г. я получил диплом и записался в помощники присяжного поверенного. Но из меня получился юрист невероятно плохой, и все дела в суде я проигрывал. Дошло до того, что подсудимые стали мне платить огромные суммы, чтобы я не выступал защитником по их делам.

Я стал писать судебные отчеты в газете «Курьер» — и тоже очень, очень плохо.

Свою автобиографию я написал один раз, и вышло тоже плохо: один раз в «Журнале для всех», куда я ее послал сам: другой раз — в «Литературном календаре», где ее у меня стибрили.

Михаил АРЦЫБАШЕВ

Родился в 1905 году, и с 12 ноября с. г. мне пошел третий годок.

По своим убеждениям я блондин.

Из гимназии меня выгнали, хотя я никогда в ней не учился.

Писать я начал на восьмом месяце моей жизни, хотя у меня уже тогда была борода, и клеветали родные мои, будто мне уже под тридцать лет.

Свое первое произведение я напечатал в провинциальной газете.

Какой — мне стыдно сказать, ибо эта газета была «Губернские ведомости», а мое произведение называлось «Пригульная лошадь».

Оно было напечатано в отделе объявлений и было взято из действительной жизни.

Теперь я тоже пишу из жизни пригульных животных, но отнимаю у своих героев и героинь по две ноги, и они становятся похожими на людей.

Печатаюсь в толстых журналах. Мышиные жеребчики в восторге.

Федор СОЛОГУБ

У меня не было биографии. Когда будет, сообщу. Впрочем, обратитесь к г-же Недотыкомке. Она все знает.

Константин БАЛЬМОНТ

Первое самоубийство я совершил на четвертом году своей жизни.