Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 31. Ефим Смолин

Остаюсь искренне ваша, Мария Куликова, жена бойца невидимого фронта…

День открытых дверей

Она поняла, что ей не поспеть… Ветер бил прямо в лицо, тяжелые сумки с продуктами оттягивали руки, а до троллейбуса было еще метров восемь, не меньше…

Маша представила, как в этот момент следит за каждым ее шагом водитель: припав, как к прицелу, к своему зеркальцу, держа ногу на гашетке, готовый захлопнуть двери прямо перед носом, насладиться молящим взглядом и рвануть с места, победно урча мотором… -

Но Маша тоже не вчера родилась на свет. Стараясь не смотреть в соблазнительно распахнутые двери троллейбуса и сдерживая шаг, она всем своим видом показала, что вовсе не спешит и ехать никуда не собирается, а просто прогуливается с двумя тяжеленными сумками…

Двери оставались открытыми.

Уже поравнявшись с ними. Маша не сделала последнего возможного просчета, не повернулась к дверям лицом, а, никак не раскрывая своих намерений, как шла, так, боком, и вскочила на подножку!..

Только удобно устроившись на сиденье, она позволила себе с мстительной улыбкой взглянуть в водительское зеркальце, ожидая увидеть растерянное лицо побежденного.

В зеркале отражались грустные глаза молодого человека.

«Что, съел? — мысленно сказала ему Маша. — Не грусти! Ишь, расстроился, что дверью не прищемил…»

Троллейбус лязгнул дверьми, как голодный волк пастью, и затрусил к следующей остановке.

Двери открылись, и двое за Машиной спиной заспорили: с какой скоростью должен был бы бежать едва видневшийся на горизонте дедушка, чтобы успеть коснуться уходящего троллейбуса.

И тут произошло настоящее чудо: двери оставались открытыми до тех пор, пока растерянный старичок, нервно крестясь на репродуктор, не вошел в салон.

Двое за Машиной спиной решили, что водитель просто пьян. Здоровенный парень, повернувшись с сиденья «для детей и инвалидов», предположил, что дед — водительский знакомый, родственник или сосед. Кто-то заспорил, утверждая, что их троллейбус, наверное, снимают скрытой камерой для выпуска новостей, а водила про это узнал…

Тут человек за рулем сделал что-то такое, отчего стоячие пассажиры посыпались горохом к двери его кабины.

«Надо же, доброты своей стесняется, грубость напускает», — тепло подумала Маша и снова, теперь уже с интересом, посмотрела в зеркало водителя. Его глаза были по-прежнему грустны. Со своего места Маша видела руки водителя и почему-то решила, что руками он похож на Алена Делона…

Она давно уже пропустила свою остановку и сидела, прислушиваясь к ударам своего сердца, в которое, шурша троллейбусными шинами, вкатывала любовь…

На очередной остановке двери снова помедлили, впуская запыхавшуюся блондинку. «Красивая». — недобро подумала Маша. Так вместе с любовью пришла к ней и ревность.

Но водитель, к Машиной радости, похоже, никак не реагировал на блондинку. Глаза его были по-прежнему грустны.

— Имеются абонементные книжечки, — сказал он в микрофон.

«По-моему, он со мной заигрывает», — подумала Маша.

В этот момент блондинка, протягивая деньги, рванула к кабине:

— Мне, пожалуйста, три…

— А мне четыре, — с вызовом сказала Маша и тоже протянула деньги водителю. На секунду их руки встретились.

— У меня дня вас только две книжечки осталось, — виновато сказал Маше водитель, — но если вам очень надо, мы можем встретиться вечером, я еще две принесу..

— Соглашайтесь, девушка, — криво усмехнулась блондинка, — это ведь такой дефицит…

Видимо, поняв, что ей тут ничего не светит, блондинка сошла на следующей остановке.

А Маша поехала до конечной, и троллейбус, послушный водителю с грустными глазами, еще долго кружил по улицам и двери его не спешили захлопнуться перед запыхавшимися людьми.

.. Они встретились вечером и долго ходили, и даже целовались два раза, но глаза его были по-прежнему грустны.

— Почему ты такой грустный? — наконец спросила Маша.

— Да на работе не ладится, — ответил он. — Что-то двери барахлить стали, плохо закрываются…

Деловая женщина

(Моносцена)

(В трубку.) Да, я Синицына, але? Два самолета на Кубу за сигарами, два — в Бердичев за свеклой…

(Кладет трубку, смотрит на вошедшего.) Так, а вы с чем? Вижу, что с цветами. Цветами мы не торгуем… Что у вас еще? Предложение? Мне? Ну делайте, делайте свое предложение. Ну быстро, быстро — что вы мне предлагаете? Сердце? Сердце чье? Франция, Голландия, Бельгия? Ах, свое, то есть вы без посредников, прямая поставка, это меня интересует… Сердце какое — говяжье, куриное, сколько тонн? Одно? Нет, мы мелкие партии не берем…

(В трубку.) Але, Синицына! Да, гайки пришли, но без болтов. Не знаю, ищите… (Кладет трубку.)