Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт

Сеня приклеил к щекам Мераба пейсы и изложил свой план: Мераб залезает под рефрижератор и там цепляется, а Сеня ведет машину. Когда выедут из города, Мераб пересядет в кабину. Доедут до места назначения, а там будут действовать по обстановке. Мерабу план не понравился:

— За что я там приценяюсь? За кардан?

— Найдешь за что, — строго сказал Сеня. — И давай без пререканий. Командую операцией я!

Они выпили еще по стакану на дорожку, и Сеня, прихватив моток веревки и флягу, скомандовал: «Вперед!»

Вышли из склада. Сеня стал запирать дверь, а Мераб полез под рефрижератор.

— Стоп, — тихо сказал Сеня. — Иди сюда.

Мераб вылез из-под машины. Сеня шепнул, что тут околачивается какой-то подозрительный гусь, который Сене не нравится. Этот гусь мелькал еще на набережной.

— Будем брать, — решил Сеня. — Ты заходишь спереди и просишь прикурить, а я сзади его выключаю. Связываем — и в машину.

— Как выключаете? Чем?

Вот тут за ухом точка есть, называется «укус языка». Тыкаешь в нее пальчиком — и клиент в нокауте… Действуй!

Полный мужчина в гаванской рубашке прикуривал у выхода из двора. Мераб подошел и попросил спички…

Синайская пустыня. Утро. Рефрижератор ехал по шоссе между барханами. Вел машину Сеня, а Мераб сидел рядом. Настроение у друзей было хорошее, и они в два голоса запели грузинскую песню «Сулико», которая в сороковых годах была всемирным шлягером.

Машина обогнала бедуина на ослике. Тот посмотрел ей вслед.

— Стоп! — Сеня резко затормозил. — Что-то и этот гусь мне не нравится.

— Чем не нравится? — пожал плечами Мераб. — Едет себе…

— Сынок, ты меня слушай. У меня глаз — алмаз, — сказал Сеня и приложился к фляге.

У бензоколонки они заправили бак и перекусили. Сеня налил в бумажный стаканчик из фляги и, крякнув, выпил.

— Дядя Сеня, может, хватит?

— Спокойно. Я свою дозу знаю.

Бензоколонщик покачал головой и, забрав со стола грязную посуду, скрылся на кухоньке.

Сеня посмотрел в сторону кухни тяжелым взглядом и сказал:

— Что-то этот гусь…

Дядя Сеня спал, откинувшись на сиденье. Мераб крутил руль и газовал, пытаясь вывести на асфальт застрявший в бархане рефрижератор. Колеса с визгом буксовали. Мераб снял шляпу, халат и, взяв из-под сиденья лопату, стал подкапывать под колесами песок.

Подъехали два полицейских на мотоциклах. Они посмотрели на человека с одной пейсой на щеке и попросили предъявить документы.

Мераб достал из заднего кармана брюк советские водительские права и, заискивающе улыбаясь, сказал:

— Не успел поменять, начальник.

Из рефрижератора донеслись стук и приглушенное мычание.

— Что там у вас? — спросил полицейский.

— Барашки. — махнул рукой Мераб.

Второй полицейский открыл дверь фургона. Там, на полу, с заткнутыми в рот яблоками, сидели связанные: полный человек в гавайской рубашке, бедуин, бензоколонщик и еще какие-то двое.

— Вах! — удивился Мераб. — А эти когда сюда залезли?

Первый полицейский вытащил из кабины Сеню.

— Что надо? — Сеня проснулся, глядя на них осоловелыми глазами.

— Ваши документы!

Сеня достал документы и отдал полицейскому. Тот полистал их и спросил:

— А этот человек кто?

— А хрен его знает! Я. видно, заснул. А этот гусь машину угнал, — сказал Сеня и сладко зевнул.

Синайская пустыня. Тюрьма. Мераба сфотографировали анфас и в профиль, сняли отпечатки пальцев, отобрали шнурки от ботинок и пояс и заперли в камере, где на железной койке сидел лысый жилистый мужчина в рваной майке. Мераб, поддерживая руками штаны, поздоровался с лысым и сел напротив. Тот бросил недобрый взгляд на соседа в обличье религиозного еврея и отвернулся.

— Жарко, — сказал Мераб. — Задохнуться можно.

— Все в руках аллаха, — сказал лысый. Мераб огляделся и, зафиксировав «глазок» в железной двери, нарочито громко сказал:

— Нет, дорогой, аллах ни при чем! Все в руках нашего праотца Авраама.

Лысый что-то выкрикнул на арабском языке и кинулся душить «сиониста». Его оттащили от Мераба ворвавшиеся надзиратели.

Мераба перевели в маленькую одноместную камеру. Он сидел на койке и разглядывал надписи на стене. Надписей было много. Мераб утомился и прилег на койку. Дверь тут же открылась, и надзиратель сказал, что днем лежать запрещено.

Заросший Мераб ложкой нацарапал на стене горы, домики и попытался изобразить коня. Конь не получался. Мераб отшвырнул ложку и забарабанил кулаками в дверь:

— Я шпион! Обменяйте меня на кого-нибудь!

Дверь неожиданно открылась, и надзиратель сказал:

— Пошли, дорогой.

Он провел Мераба по каменным коридорам и ввел в комнату, где за столом сидел полицейский офицер. Офицер долго разглядывал Мераба, потом хмуро сказал:

— Поскольку все потерпевшие забрали свои заявления о факте бандитского нападения и написали, что никаких претензий к господину Папашвили не имеют, — вы свободны. Распишитесь.

У выхода из тюрьмы Мераба ждал его знакомый грузин-толстяк. Он обнял и расцеловал Мераба.

— Почему ты мне сразу не сказал, что ты Мераб? Это мы там были враги, — сказал толстяк. — Ты — шофер, я — инспектор. А здесь ты для меня земляк, родной человек!

Толстяк усадил Мераба в свою «Волгу», и они поехали.

— В шашки играть умеешь? — спросил толстяк.

— Не очень. А что?