Антология сатиры и юмора России XX века. Том 35. Аркадий Хайт

МУЖЧИНА. Ин Эрец Исроэл?

МОЛОДАЯ ВДОВА. В Бердичев! А вы говорите, еврейские мужья лучше всех! Да что мы с них имеем? Один храп и больше ничего!..

ЛЮБИТЕЛЬ СЕЛЕДКИ. А я вам вот что скажу: все-таки главное — иметь на плечах а идишэ коп. Вот со мной был такой случай. Еду я в поезде. Без копейки денег и даже, извините, покушать нечего, кроме пары селедок, которые мне жена положила в дорогу. Так вот, ем я эту селедку, а напротив меня сидит такой важный шляхтич. Смотрит он на меня и говорит: «Вот я часто по своим торговым делам имею отношения, извините, с евреями. Объясните мне, почему у них так хорошо работает голова в направлении коммерции?» Я говорю: «Видите ли. ясновельможный пан, все дело в том, что мы, евреи, едим много рыбы. А в рыбе содержится уйма фосфора. И от этого фосфора у нас голова работает, как целая бухгалтерия». Тогда он говорит: «А не продадите ли вы мне вторую вашу селедку?» — «Я бы с превеликим удовольствием, но мне самому как раз позарез нужен фосфор». Но вы же знаете, какие привычки у богатого человека. Если он захотел — вынь ему и положь. Он говорит: «Я не постою за ценой». «Ладно, — говорю, — только из уважения к вам я могу уступить эту селедку за какие- то несчастные десять рублей». — «Десять рублей?! За эту маленькую рыбешку?» — «Не хотите — не надо. Пусть она идет ко мне в мозг вместе со своим фосфором». И уже собираюсь отправить ее в рот, а он меня хватает за руку: «Подождите, я согласен. Вот вам десять рублей». — «Вот вам селедка». И он съел ее вместе с головой и потрохами. На первой же станции он отправляется попить зельтерской и возвращается с криком: «Как же вам не стыдно?! На перроне продается точно такая же селедка — три копейки фунт». Я говорю: «Ну и что?» — «Как что? Я за десять рублей мог купить триста фунтов этой селедки». — «И что бы вы с ними делали?» — «Я? Я бы продал эту селедку по пять копеек за фунт». — «И?..» — «И заработал бы чистыми рублей шесть». — «О! Видите, фосфор уже начал действовать!»

КОМПАНЬОН. Это что! Вот я вам лучше расскажу, что значит иметь «а идишэ коп».

ЮНОША. Нет, позвольте мне! Я уже давно хочу рассказать.

КОМПАНЬОН. Простите, молодой человек, я немножко старше!

ВОШЕДШИЙ. Что вы спорите? Успокойтесь. Лучше послушайте, что я расскажу.

КОМПАНЬОН. А вы здесь при чем? Вы вообще только что вошли. А наер рассказчик!

РЕВЕ. Нет, я вижу, парламентский способ разговоров, когда один говорит, а все молчат, — это не для евреев. Нам надо, чтобы все говорили сразу.

Вступает музыка.

Короче, я начинаю… (Поет.)

Что в жизни лучше простой беседы

И разговора о том о сем?

Когда под вечер сидишь с соседом

И обсуждаешь вот это все.

Песню подхватывают остальные.

— Возьмите землю! Возьмите небо!

Я папу с мамой готов забыть!

Вы не кормите еврея хлебом.

Но только дайте всласть поговорить!

Про то, что климат стал совсем не тот.

Про то, чей кантор лучше всех поет,

Про то, как нужно толковать Талмуд,

Про то, что цены каждый день растут.

Про дальние моря.

Про батюшку-царя.

Про сказочный Париж,

И про гефилте фиш^[11],

Про снег и про мороз.

Убытки и парное.

Про то, что их Америка

Уж так в себе уверена.

ВСЕ:

А, в общем, если вдуматься —

А гиц ин паровоз!

В своем местечке, в пути-дороге,

И на базарах всех городов,

И в русской бане, и в синагоге

Сказать имеем мы пару слов.

Бывает, правда, такое время.

Что все боятся свой рот открыть.

Но не заставишь молчать еврея!

Ведь он руками может говорить!

Сцена без слов, только жесты.

Про то, где сшить хороший лапсердак1. Про то, что наш городовой — дурак. Про то, что праздник Пурим^{[12] [13]} на носу, Про то, что денег нет на колбасу. Про нашу молодежь, налоги и грабеж, Про головную боль, про цимес мит фасоль^[14]. Про то, как борщ варить, и как богато жить. Но самое, но важное — Дать человеку каждому Немножко удовольствия — С людьми поговорить.

ВСЕ: Амэхае!..

Паровозный гудок, стук колес… Луч света выхватывает сидящего на полу молодого человека, пишущего письмо.

КАРТИНА 7

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Дорогая моя, любимая мама! Пишет тебе твой сын Ицек, который, слава богу, жив- здоров, чего и тебе желает. Вот и пришел праздник Кущей, и у меня выдалось время написать тебе пару слов. Мама, я знаю, ты всегда плачешь, когда читаешь мои письма. Так вот, я очень хочу тебя попросить: не надо плакать, сегодня праздник.

У меня все в порядке, дела идут хорошо, и на здоровье тоже не жалуюсь. Так что ты не волнуйся. А главное, не плачь. А что касается погрома, то он у нас уже прошел. Да и что это был за погром? Так, пустэ халой- мес^[15]. У нас, слава богу, не Одесса и не Кишинев. Это был не погром, а погромчик. Всего пару дней. А на третий день, когда они устали, все опять стало благополучно. Только ты не волнуйся, мама, и, главное, не плачь — ведь сегодня праздник.

А меня самого погромщики даже пальцем не тронули. Только выбили стекла и унесли швейную машину.

Хотели они еще взять мой новый костюм, зимнее пальто и сапоги хромовые, но ты знаешь, что ничего этого у меня никогда не было. Так что остались они с носом. А я тем временем, как царь, сидел себе в подвале и смеялся до слез.