Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 46. Александр Иванов

Когда, смахнув с плеча пиджак, —

Ложишься навзничь на лужок, —

Ты поступаешь, как Жан-Жак,

Философ, дующий в рожок.

___

Когда пьешь кофе натощак
И забываешь о еде,
Ты поступаешь как Бальзак,
Который Оноре и де.

Когда в тебе бурлит сарказм

И ты от гнева возбужден,
Ты просто вылитый Эразм,
Что в Роттердаме был рожден.

Когда, освободясь от брюк.

Ложишься навзничь на диван.
То поступаешь ты, мой друг.
Как мсье Пои де Мопассан.

Когда ты вечером один

И с чаем кушаешь безе,
Ты Салтыков тире Щедрин
 И плюс Щедрин тире Бизе.

Когда ж, допустим, твой стишок

Изящной полон чепухи,
То поступаешь ты, дружок,
Как Кушнер, пишущий стихи.

Савва Олегович (Виль ЛИПАТОВ)

Савва Олегович Огольцов, молодой тридцатилетний заместитель главного, разлагался со вкусом.

Природа одарила его красотой и мощным телом культуриста, интеллектом и положением. Но Савве Олеговичу все надоело — деньги и женщины, особняки и машины, отдельные кабинеты в ресторанах и любимая работа, верная жена и жена товарища.

Страх, липкий страх преследовал его днем и ночью.

За глаза его называли «шизик», хотя на самом деле он был параноик.

Савва Олегович родился в деревне, и это обстоятельство наложило на его облик отпечаток изысканного аристократизма.

Обладая возможностью иметь все, Савва Олегович все и имел. Он брал, имел, пользовался, но как он не любил брать! Как он страдал от того, что имеет! Как он мучился, когда пользовался!

Савва Олегович ненадолго выздоровел лишь однажды, спутав лосины с лососиной. Смеялся весь трест, Савва Олегович аристократически высморкался, вытер пальцы батистовым платочком и убил одного из весельчаков. Смех прекратился. А заместитель главного заболел снова. И вовсе не потому, что за это ему дали выговор с занесением в учетную карточку. Безотчетный страх возник снова.

Савва Олегович совсем опустил свой породистый нос, сдвинул соболиные брови и однажды бессонной ночью дал по лебединой шее любимой жене Биплане, дочери знаменитого на весь мир начальника жэка.

Как директор сплавной конторы, а теперь и заместитель главного, Савва Олегович имел дело с лесом и, конечно, наломал дров. Справить дело не удалось, и Савва Олегович заскучал. Ему даже в тюрьму не хотелось.

«Ладушки!» — бормотал он, страдальчески морщась, натягивая на широкие плечи дубленку, с отвращением садился в черную «Волгу», с гримасой гадливости ел икру, с ненавистью овладевал падающими на него со всех сторон самыми красивыми женщинами Ломска и боялся! Смертельно боялся только одного — как бы все это не кончилось…

Поэт, няня и кружка (Евгений ЛУЧКОВСКИЙ)

Барин щиплет бакенбарды.

Вьюга воет на дворе.

Голубой шлафрок притален,

Пушкин брови сводит злей…

— Батюшка, пошто печален?

— Родионовна, налей…

Черт, опять пропала кружка…

Или это — неспроста?

___

Вьюга, воет, сердце ноет,
Знать, зима идет к концу.
Буря мглою небо кроет.
Как весной баран овцу.

Ручки зябнуть, ножки зябнуть,

Пушкин няне говорит, —
Не пора ли нам дерябнуть,
У меня душа горит!

По годам лицейским тризна,

Неизвестно, где друзья…
— Побоись алкоголизма! —
Плачет няня в три ручья.

Под сугробом стонет крыша,

Пушкин брови сводит злей,
Бормоча:
— Ништо, Ариша!
Плюнь три раза да налей!

Ищет бедная старушка.

Заглянула аж во двор.
— Что за черт, пропета кружка.
— Неужели Пущин спер?

— Черта с два,

Он не таковский,
Ты кручину бы унял…
Это, батюшка, Лучковский
Ерунду насочинял!..

В это лето (Иван ЛЫСЦОВ)

Падают груши в саду августовском.

Глухо стучат о траву…

В тихой усадьбе совсем по-толстовски

Я это лето живу.

___