— Никак Самойлов! — крикнул Цыганов(Он был глухой). — Ты вовремя, ей-богу!Хозяйка постаралась, стол готов.Давай закусим, выпьем понемногу…А стол ломился! Милосердный бог!Как говорится: все отдай — и мало!Цвели томаты, розовело сало.Моченая антоновка, чеснок.Баранья ножка, с яблоками утка,Цыплята табака (мне стало жутко),В сметане караси, белужий бок.Молочный поросенок, лук зеленый.Квашеная капуста! Груздь соленыйПодмигивал как будто! ВетчинаБыла ошеломляюще нежна!Кровавый ростбиф, колбаса салями.Телятина, и рябчик с трюфелями,И куропатка! Думаете, вру?Лежали перепелки как живые,Копченый сиг, стерлядки паровые,Внесли в бочонке красную икру!Лежал осетр! А дальше — что я вижу! —Гигант омар (намедни из Парижа!)На блюдо свежих устриц вперил глаз…А вальдшнепы, румяные как бабы!Особый запах источали крабы.Благоухал в шампанском ананас!..«Ну, наконец-то! — думал я. — Чичас!Закусим, выпьем, эх, святое дело!»(В графинчике проклятая белела!)Лафитник выпить требовал тотчас!Я сел к столу… Смотрела Цыганова,Как подцепил я вилкой огурец,И вот когда, казалось, все готово.Тут Иванов (что ждать от Иванова?!)Пародией огрел меня, подлец!..
Восемнадцатое мгновение весны (Юлиан СЕМЕНОВ
)
Борман смотрел на Штирлица тяжело, с нескрываемой неприязнью. Наконец спросил:
— На кого вы работаете, штандартенфюрер?
— Неважно, — ответил Штирлиц. — Пока неважно. Но я хочу дать вам добрый совет на будущее, рейхслейтер.
Борман медленно выпил рюмку шнапса, занюхал рукавом мундира, закурил предложенный Штирлицем «Беломор».
— Слушаю.
— Бросьте нацистскую шайку! — сурово произнес Штирлиц. — Плюньте на этого шизофреника, готового утопить германский народ в собственной крови. Явитесь с повинной. Или к нам, или к союзникам… Ну, отсидите…
Борман поежился.
— А не вздернут?
Штирлиц вздохнул.
— Могут. Но зато вы умрете с чувством раскаяния, как человек, осознавший свои ошибки.
— Вы так всесильны… — помолчав, обронил Борман.
— Я расстроил переговоры Вольфа с Даллесом, — жестко сказал Штирлиц. — Я натравил Мюллера на Шелленберга, а самого Мюллера отдал Кальтенбруннеру. Я…
— Вы что же, — тихо спросил Борман, — второй человек в рейхе после фюрера?
Штирлиц скромно потупился.
— Почему же второй…
За окном грохотали разрывы. Берлин обстреливали. Борман понял, что это — конец. Он встал и молча вышел из кабинета. Больше его никто никогда не видел.
Высокий звон (Валентин СИДОРОВ
)
Косматый облак надо мной кочует,
И ввысь уходят светлые стволы.
___
В худой котомкпоклав ржаное хлебо,Я ухожу туда,где птичья звон.И вижу над собою синий небо.Косматый облаки высокий крон.Я дома здесь.Я здесь пришел не в гости.Снимаю кепк, одетый набекрень.Веселый птичк,помахивая хвостик,Высвистывает мой стихотворень.Зеленый травк ложится под ногами,И сам к бумаге тянется рука.И я шепчудрожащие губами:«Велик могучим русский языка!»
Орех (Вадим СИКОРСКИЙ
)
Мне больше прочих интересен — я.
Не надо иронических усмешек.
Объект для изученья бытия
я сам себе. Я крепенький орешек.
___