Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 52. Виктор Коклюшкин

Горе лежало тяжело, увесисто, больно. Яму начали копать сразу с четырех сторон: я, Валентин, Рагожин и Михалыч. Ловчее всего выходило у Валентина — он копал, как баловался: Михалыч — тот был более механичен, целенаправлен (такие люди детей любят, но играть с ними не умеют — привыкли все всерьез делать): Рагожин копал задумчиво, будто дал рукам команду и забыл о них. Я ненужно частил, быстро выдохся.

Между тем яма росла на глазах. Попался какой-то черепок, лошадиная челюсть с двумя вставными зубами… Померанцев нервно ходил по краю взад-вперед и поглядывал на часы. Надя ждала, затаив дыхание и молитвенно сложив руки.

— Может, хватит? — предложил я (первым предложил, значит, слабее оказался!).

— Мало еще, — сказал Михалыч, не разгибаясь.

— Ну теперь, вероятно, хватит? — выпрямился Рагожин.

— Должно хватить, — сказал Михалыч, — но надо еще. Про запас.

Края ямы уже возвышались над нами. Песок, который я выбрасывал наверх, почти весь скатывался мне за шиворот. Моя работа не имела смысла, но еще раз предложить я не решался.

— Ну, кажись, хватит, — Михалыч выпрямился, сдвинул фуражку и отер со лба пот. — Теперь в самый аккурат будет!

Яма получилась громадная, как мы там головы себе лопатами не посшибали — загадка. Вылезли. Валентин и Михалыч, вытянув лопаты, пошли к горю… Я обратил внимание: чем ближе они подходили, тем заметнее у них портилось настроение — вот оно что! Активные действия, направленные на борьбу с горем, парализуют людей. Я встал с лопатой за спиной Валентина — если он не выдержит, тогда я!..

Валентин выдержал. Помогли жизненный опыт и взгляд Нади. Она так смотрела на него и на Петра Михайловича, что скорее лопата согнулась бы, чем Валентин отступил!

Они подняли горе и… опустили в яму. Оно шлепнулось там, как грелка с водой. Мы торопливо начали забрасывать. Еще какие-то пузырьки и вздохи выходили из-под песка, еще шевелился рыхлый грунт и колыхался, но вот все стихло, а мы кидали, кидали и кидали лопатами песок.

Образовался небольшой холмик, мы обложили его дерном и отошли. Опершись на лопаты, стояли, смотрели…

— Большое мы дело сделали, — сказал я.

И тут… вдруг за деревьями, на болоте, раздался зловещий смех, клекот и громкий, протяжный рык. Да, да, это был тот же голос, но окрепший, возродившийся и — очень жуткий. Ветром обдало наши вдохновенные лица, и солнце закрыла зловещая тень. Прямо на нас летел птицечеловек: громадные крылья, широкая мускулистая грудь, вытянутые в полете ноги, а руки — они еще издали тянулись к нам, и когтистые пальцы в предвкушении добычи делали хватательные движения. А голова… набычившийся затылок, прицеливающиеся глаза и — раскрытый клыкастый клюв!

— Мама родная! — вырвалось у меня.

— Вот тебе и легенда… — проговорил Михалыч и достал из штанов гаечный ключ.

— Горе у него было — есть не мог, — высказал догадку Валентин, — живот болел или… зубы. А теперь…

Чудище, растопырив крылья, на секунду как бы остановилось в воздухе и обрушилось вниз. На нас.

— Быстрее к Тушке! — командовал Михалыч и отбивался ключом.

Николай Николаевич сдернул с себя пиджак и прикрыл Надю, Валентин костерил врага страшными словами и пытался хватить кулаком по ноге. Рагожин — изобретатель — нарвал крапивы и хлестал крылатого хищника. Отбиваясь, мы бежали к самолету. А он словно почувствовал, что у нас беда, развернулся (Михалыч потом говорил: от ветра), манил распахнутой дверью.

Первой, конечно же, вкинули в самолет Надежду — не до церемоний уж тут! Вторым вскарабкался Валентин, но не прошел внутрь, а остался у входа, отгоняя хищную тварь. И задел-таки кулаком по пятке. Взвыл крылатый, подогнул одну коленку. «Я тебе не так еще врежу! — кричал Валентин. — С ним, гадом, по-человечески, а он! Да у нас на скважине за такие штучки!..»

Я взобрался последним, очень хотелось первым, но… пересилил себя. Около минуты потратил на то, что уступал место Михалычу, а он мне. «Тьфу ты, трам-тара-рам!» — ругнулся Михалыч и полез в люк. «Вот так-то, — подумал я, — будешь знать, кто благороднее!» Нехорошо подумал, самолюбие свое тешил. Отзовется это мне когда-нибудь в жизни!

Самолет взлетел, как подпрыгнул. Михалыч потом рассказывал, что, когда он вбежал в кабину, все приборы жадно смотрели на него, как живые глаза.

Еще некоторое время птицечеловек преследовал нас, потом отстал…

Глава шестая Новые испытания

Только-только перевели дух, отряхнулись, забинтовали палец Михалычу: задел он себя своим ключом, — новое испытание!

— Справа по борту течь! — доложил Валентин.

«Какая течь? Откуда? Какая может быть течь в воздухе?» — эти вопросы промелькнули у каждого из нас в голове, но течь — была. В кают-компании, слева под третьим иллюминатором, разошелся шов, и из него сочилась вода. Лужа на полу становилась все больше. Рагожин намочил палец и попробовал на вкус.

— Соленая…

— У меня в пятьдесят шестом году был похожий случай, — сказал задумчиво Михалыч, — в автомобиль вода полилась… но тогда я на машине под лед провалился. Река Прозорливая. Семиямский район…