Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

Петр (впадая в бешенство). Ты бы раньше о том думала, мутер… Раньше! Когда всем пакостям светлейшего благоволила… Добренькой жалаешь быть, а они нашу доброту – в векселя да в займы… Всю империю растащат на куски! Все разворуют… Ну, ничего! Турки у воров руку рубят, а у нас, слава богу, царь православный… Он головы будет рубить! Головы!

Петр что-то еще хотел сказать, но вдруг скорчился, упал на пол, захрипел, забился судорогой. Все переполошились, бросились к нему.

Анисья Кирилловна. Дохтура! Дохтура скорей!

Меншиков (пытаясь удержать судорогу). Голову… Голову ему держите!.. Катерина, ну чего стоишь? Ворожи, а то побьется…

Екатерина (склонилась над мужем, прижала его голову к груди). Ну, милый… Ну, родной… Все обойдется… С тобой я. С тобой, царь… Уходи, гнев, затихай, злоба…

(Повернулась к шутам.) Музыку играйте… Тихую! Самую тихую!

Зазвучала тихая мелодичная музыка. Шуты чуть усилили ее своими голосами. Петр открыл глаза.

Петр. Дай платок, Катюша…

Екатерина. На, Петечка, на. (Дает платок.)

Петр (утирая лицо). Прошу у Господа иной раз смерти, а он не дает. И то, Его правда, – на кого мне державу оставлять? Сына нет, друг – вор, одна жена и та дура добрая…

Екатерина (гладит его голову). Ты только не нервничай по пустякам, Петруша. Отдохни.

Петр…Шуты мои любимые, для утехи созданные, и те пакостники! Я ведь чему вас учил, дураки? Вы при дворе, словно Божьи люди при церкви, – для чистоты душевной созданы. Будь ты глуп, но будь и чист! Хитер, да наивен! Вам высшая власть мной дана – любому вельможе правду говорить и не таиться… А вы?! Мат-перемат да жопой свистнуть… Вот и вся ваша доблесть. А с тебя, Иван, особый спрос… Ты любимцем царя был, веселить его должен, а не за спиной царской над ним же и посмеиваться… Я ведь и вправду поверил, что ты у судьбы жребий искал. Вот, подумал, – шут, а о Боге подумал. А ты и Бога решил перекупить за недорого… Эх! (Шапскому.) Бери его, князь-папа, обратно в шутовскую! Кнутом учи, пока умней не станет да кожу не сменит!

Шапский. Это мы с удовольствием, государь… (Подходит к Балакиреву, набрасывает ему кнут на шею.) Ну, прынц, теперь, значит, твоя очередь меня целовать в царское место…

Дуня неожиданно рванулась вперед, упала перед Петром на колени.

Дуня. Царь-государь, не вели мучить Ваню, не виноват он. Это я все придумала. Я, глупая! И кольцо украла… И голубка подменила… Все я!.. Меня казни! А он и не знал ничего, не ведал… Ванечка мой… (Плачет.)

Петр. Ну что ж ты несешь, глупая?.. Хоть бы врать-то научилась.

Дуня (плача). Научусь, государь! Непременно научусь! Только Ванечку моего не губи…

Пауза.

Петр. Вот он, жребий твой, Ванька! Полюбила девушка так, что жизнь свою за тебя готова положить… Какой тебе еще, к ляду, перст судьбы нужен?.. Чего глупости устраивать?.. Я думал, Иван, ты уже умный дурак, а ты еще дурак дураком… (Встал.) Ну, ладно! Последний раз всем отступ даю… Прощаю до первого проступка!.. (Меншикову.) Тебя который раз прощаю?

Меншиков. Осьмой, мин херц.

Петр. Осьмнадцатый, светлейший. И тут сжульничал… Девятнадцатый теперь, значит, запомни. А сейчас всем гулять с шутами, жениха с невестой славить!! Мне одному тут побыть надо, дух перевести!

Екатерина. Я с тобой посижу, Петенька…

Петр. Сказал же – одному!.. Ступай… к шутам!

Шуты тихо запели нечто лирическое, вместе с молодыми и гостями ушли в глубь сцены, в другие комнаты.

Петр сидит молча, задумавшись. Начинает смеркаться. В глубине сцены появляется Ягужинский со свечой в руке и папкой с бумагами.

Ягужинский. Дозволь, государь?

Петр молчит.

Охрана предупредила, что отдыхаешь, но я дерзнул…

Петр молчит.

В связи с делом Меншикова…

Петр. Прощен. В последний раз.

Ягужинский. На то и государь, чтоб миловать… Тут новая беда. В связи с делом Меншикова произведен был обыск в канцелярии камергера Монса. Нежданно много пакостных писем обнаружилось. И все от государственных людей…

Петр. Чего им от камергера надобно?

Ягужинский. Кому чего… Кто повышенье в чине просит. Кто – деревню… Кто – ссуду из личных средств.