Антология смерти

Много позже Эдит признается: «По-настоящему я любила только Марселя Сердана. Но всю свою жизнь ждала только Тео Сарапо». Тео – последняя любовь Великой Эдит. Он ворвался в её жизнь, когда Пиаф была уже неизлечимо больна. Тео был почти в два раза младше Эдит, но это не помешало ему жениться на певице. Заключая брак, он знал, что невеста больна раком и скоро умрёт. В последний год жизни Эдит Пиаф была окружена огромной любовью и заботой. Тео не отходил от неё ни на шаг, заботливо ухаживал, развлекал, выполнял любые прихоти. Умирая, Эдит заставила его поклясться никогда не летать самолётами. Тео сдержал обещание, но судтба все равно не дала ему спкоойно дожить до старости. Он умер через семь лет после смерти жены. Погиб в автокатострофе.

Та что предупреждай, не предупреждай… Бесполезно. И потом, кто я такая, чтоб случайно промелькнувшая в моём мозгу аналогия могла оказаться преддверием трагедии? Нет уж, один раз я уже сходила с ума на эту тему. Сейчас и других достаточно…

Я отвернулась от дверей, за которыми скрылся мой Клоун и принялась ждать эфира.

* * *

– Вы только что вернулись из тура. Мы знаем, с каким грандиозным успехом прокатились ваши концерты по нашим городам и весям. Вы публике понравились, это ясно… А она вам? – первый же вопрос глубоко разочаровывает меня. Ведущий прислушивается к наушнику, диктующему нужные вопросы, так же, как я к собственному сердцу. Он ни на шаг не отходит от сценария… Почему? Что за внушение провели с тобой, милый клоун, что ты вдруг так присмирел?

Об этом и спрашиваю, не скрывая презрительных интонаций. В аппаратной немедленно реагируют. Врубают рекламную врезку. В студию влетают продюсер с режиссёром, за ними разъярённый Артур. Сейчас он мне устроит образцово-показательную казнь. Жаль, что не в эфире. Эх, друзья мои, зрители, знали б вы, сколько страстей и склок скрывают от вас эти рекламные перебивки в прямых эфирах…

– Кто дал вам право перебивать эфир?! – кричит Артур. Оказывается, взбучка предназначена не мне, – Черубина говорит, что думает. Мы не собираемся скрывать её мысли и настроения!

Примолкшие, все недоумённо возвращаются в аппаратную. Забавный горбун остаётся мне на растерзание. Невозмутимо повторяю свой вопрос.

– Откуда этот пафос? До эфира вы были настроены весьма скептически, а потом поговорили с моим артдиректором и присмирели. Чем он посадил вас на цепь?

– Здравым смыслом, – хохочет уже пришедший в себя горбун, – Вы ведь и вправду собираете полные залы. Можно ли не уважать ваше творчество после этого?

– Можно, – лезу на рожон я, – Можно, потому что творчество, как сказал Пастернак, это самоотдача. А я отдаюсь не целиком. Я очень многое оставляю внутри маски… Хотите, расскажу, что думаю на самом деле? Хотите, почитаю настоящие свои стихи, не те, что для песен, а те, что изнутри?

– Нет, – паясничает ведущий, – Только посмотрите на неё?! Покорила полмира душевностью, а теперь заявляет, что это были лишь цветочки, и вовсе не душевность… Вы действительно отдаёте себя лишь частями, виной тому – маска. Люди хотят видеть ваши глаза! Но сегодня, я так понимаю, это кончится! Маскарад подходит к концу, дорогие телезрители. Сегодня, после десятиминутного перерыва в нашей программе, несравненная Черубина, внимание, снимет маску! Не отходите от наших экранов…

– Зачем же так долго мучить публику? Вот! – не дав опомниться церберу в аппаратной, пытаюсь стащить маску. От волнения слишком резко схватаюсь за край, слишком рьяно тяну. В маске что-то треснуло, лопнуло и больно заехало мне по скуле огрызком лопнувшей проволоки. Завизжала, перепугавшись. Тот день был для меня критическим и в физиологическом смысле тоже, поэтому на стол моментально извергся кровавый водопадик. Со стороны, как рассказали мне позже, показалось, будто я содрала себе пол-лица. – Здравствуй мир! – кричу, не понимая, – Это я! – бросаю взгляд в зеркало, что за камерой, там окровавленный монстр. – Страшно? – размазываю кровь ладонями, чтобы они запомнили моё лицо,– Будем бояться вместе! Страх расширяет поры! Продиффузируем друг в друга, любимые?

Топоча, как татарское войско, ко мне несутся охранники. Вязать? Нет, спасать. Вид крови пробудил в них инстинкты телохранителей.

– А ещё у меня имеется книга об истории группы! В ней написана вся правда о нас! Не дайте ей затеряться в потоке грамотно околпачивающего пиара…

Это я ору уже в пустоту. На эфирном экране рекламная сбойка.

* * *