Антология советского детектива 11. Компиляция. Книги 1-11

И вдруг Вадиму Федоровичу все стало предельно ясно. Макс — это тот, кто дал Арбузову деньги, чтобы открыть «Элладу». Соответственно Арбузов выплачивает Максу долги, небось и с процентами. Значит, свои условия устами Чернова продиктовали те, кто хочет Макса убрать, подложить под каток МВД, как было сказано, и, естественно, заставить Арбузова уже с ними расплачиваться. А если он заартачится, убрать и его — замена вот она, уже готова… А почему решили подставить Горохова? Он был исполнителем? От изнасилования до убийства — один шаг, не надо долго готовиться. Или безразлично, кого отдавать милиции, кого сделать ответчиком, мальчиком, для битья и казни, лишь бы следствие не пошло дальше, остановилось, получив свое. Стало все ясно, стало очень противно, но страх исчез. К тому же Воздвиженский понял, как ему увернуться от мафиози и их боевиков, не поступясь собственными интересами, и это его вдохновило. В молодости он любил острую игру и лихо закрученную интригу. А это всегда приятно — вспомнить молодость…

14

Осмотрев квартиру Фроловых, Левченко невольно выругала Лену. Зачем мыла пол, зачем уничтожала следы?.. Потом пожалела девочку — отец-то домой так и не явился. И подбодрила — теперь-то бояться нечего — за квартирой и «Афродитой» ведется наблюдение, считай, приставлена персональная охрана. Пообещала немедленно сообщить, если только появятся какие-то конкретные сведения об отце — скорее всего где-то крепко он загулял. Ведь такое и прежде бывало? — задавала успокаивающий вопрос, заранее зная ответ. А что еще могла сделать майор Левченко? На всякий случай посоветовала ночевать у соседей. А как розыскник она была почти бессильна. Кроме показаний Лены и рассказов соседей о леденящих душу ночных криках, никаких данных она не имела. Человека с глазами дикого кота или кого-либо еще после одиннадцати вечера никто на набережной или в подъезде дома не встречал. Не нашла Валя ни свидетелей, ни вещественных доказательств его пребывания.

Непосредственно поиском Фролова Василия Михайловича, 1937 года рождения, уроженца деревни Вялкино Московской области, грузчика станции Москва-товарная Киевской железной дороги, в прошлом мастера участка той же станции, занимался капитан Сиволодский.

— И что тебе удалось узнать? — спросила его Левченко, вернувшись в министерство. На пятнадцать Быков назначил пятиминутку.

— В вытрезвителях, больницах, моргах не обнаружен. На работе нет, домой не возвращался. Если не гудит вторые сутки у друзей-собутыльников…

— Лена надеется именно на это.

— А я, Валя, не надеюсь даже на то, что нам удастся найти труп. Труп — тоже улика. Не зря же этот, с глазами дикого кота, сказал Лене про схожесть фоторобота. Надо подумать, кто из тех, кому мы этот фоторобот успели показать, связан с этим парнем. Старик Акимов… Он у меня на подозрении, вполне может быть связан с бандой, куплен ею, опоен… Горохов… Чернов… Все отказывались признать в парне знакомого. Да, практика показывает, преступники умнеют. Чище работать стали,

В комнату влетел Быков:

— Куда вы все смотрите! Кто возглавлял группу, которая приезжала по вызову? Почему дальше двора никто не двинулся? На Яузе, в трех шагах от дома! Сидел, будто спал на солнышке… На ступеньках, ведущих к воде!..

Левченко и Сиволодский переглянулись. Неужели найден труп Фролова? Оба боялись, не хотели поверить…

Быков выругался и продолжил спокойнее:

— Тонко сработали, мерзавцы. То ли убийство, то ли нет, думай, как хочешь. У Фролова в крови огромный процент алкоголя с большой примесью веществ, содержащихся в клофелине. И пачка клофелина в кармане. И еще кое-что.

Быков присел на угол стола, раскрыл портфель и выложил на стол мятую записочку и золотые серьги с изумрудом в бриллиантовой осыпи.

— Валя, подними показания. Кто-то говорил, что в день убийства Ламко на ней были похожие серьги. А в записке телефон. Чей, неизвестно. Как только наши службы определят, сразу ко мне. Серьги после опознания тоже отдайте на экспертизу…

Слезы застилали глаза Лены, переполняли их, и глаза все больше и больше краснели. Рыдания Лена сдерживала, только шептала:

— И получается… Я — наводчица. Я, получается, наводчица…

15

Решить-то Вадим Федорович решил. А вот решиться не мог. Для этого, как он понимал, нужно переступить через те устои, на которых зиждилась вся его жизнь. Но… новые времена — новые песни. Не он это выдумал. И не он переиначил в один момент все так, что в наступивших временах оказалось необходимым либо срочно в них вписаться, либо… вылететь за борт, как теперь говорят, за черту бедности. Ведь любому мало-мальски неглупому человеку ясно — начинается имущественное расслоение, следом за ним пойдет социальное. А это процесс акулий. Как говорил Маркс, нет такого преступления, на которое не пошел бы капитал ради троекратного умножения. Вот и придется действовать по-акульи. С волками жить, по волчьи выть, — и это уже устарело. Волки — нежнейшие родители, а акулы, бывает, собственных чад заглатывают.

Вадим Федорович наивно считал, что вписался в новую жизнь…