Антология советского детектива-22. Компиляция. Книги 1-24

К полудню я все-таки закончил расчистку площадки с южной стороны. Полностью подтвердилось первоначальное предположение о том, что траншея опоясывает вершину горы полукругом и своими концами выходит с северной и южной сторон на площадку. Теперь осталось самое главное и трудное — очистить ров от слежавшегося наноса. Я взял графики дежурств радистов и сигнальщиков и выписал фамилии тех, кто был свободным от вахт в дневное время. Составленный график расчистки траншеи показал командиру.

— Вы что, может быть, и с командованием дивизиона согласовали этот вопрос?

— А зачем нам такими вопросами беспокоить командование?

— Значит, по-вашему, это мелочи?

— Не мелочи. Но этот вопрос можно решить и нам самим. Я все-таки комсорг и считаю, что главное в комсомольской работе — боевые дела нашего отделения.

— Вот что, краснофлотец Нагорный. Не стройте из себя всезнайку. Работу пока прекратить. Может, у командования есть свои планы, а вы этим только испортите дело. Ясно?

— Да что-то не очень.

— Значит, опять пререкаться? Ну что ж, на этот раз придется писать рапорт. Пусть разбирается с вами командование. Кру-у-гом!

Мне ничего не оставалось, как только повернуться на сто восемьдесят градусов и с приложенной к бескозырке рукой уйти в расположение поста. «Вот ведь до чего дело дошло, — проносились в голове невеселые мысли. — Из-за своей дурацкой амбиции может погубить нужное дело». Лученок, стоявший на площадке, по мрачному выражению моего лица определил, что дела у меня неважные.

— Што здарылася, Микола?

— Дрянь дело, Михась, — и передал ему содержание моего разговора с Демидченко.

— Не, братка, так справы не пойдуць, — неопределенно ответил Михась.

— Ты что надумал? — встревожился я.

— А гэта мая справа.

На площадке появился Демидченко. Я слышал, как Михась просил разрешения съездить в штаб дивизиона по каким-то своим личным делам.

— Нет, краснофлотец Лученок, у меня появились более неотложные дела. Так что оставайтесь здесь за меня, а я поехал в штаб, — ответил ему командир отделения.

— Пачув усе ж, што смаленым запахла, — заключил Михась уже тогда, когда Демидченко был далеко внизу.

Когда у меня портится настроение, я часто ухожу на то место, с которого в первый раз наблюдал орлов. Ляжешь, бывало, под кустом, так чтобы тебя не было видно, и смотришь. Внизу пропасть, а почти рядом с тобой орлиное гнездо. Почти полтора месяца длилось насиживание. В гнезде чаще оставалась орлица, крупная красивая птица. Я смотрю сейчас на нее и вижу, как она нехотя отворачивает свою буровато-охристую голову в сторону от назойливых, уже начинающих опериваться птенцов. Они пытаются достать своими клювами клюв матери. Невдалеке показалась вторая птица. Увидела ее орлица и тотчас же, привстав и взмахнув темно-бурыми крыльями, улетела за добычей. Мне приходилось видеть, как птенцам приносили и мелких грызунов, и рыбу, а однажды где-то раздобыли даже зайца. На этот раз к столу был подан, кажется, сурок. Прилетевший орел был меньше своей подруги, но с такой же гордой и величественной осанкой. Маринка, оказывается, знала, что на этой скале уже не первый год гнездятся орлы. Называла она их орланами-белохвостами. И надо сказать, что это название полностью соответствовало их внешнему виду. На фоне темно-бурой окраски крыльев сильно выделялся белый хвост. Красиво, как королевская мантия, выглядит передняя часть туловища птицы. Беловатые поля перьев чередуются с буроватыми отметинами. Орел, придерживая когтями добычу, отрывал от нее клювом кусочки и протягивал их птенцам. Даже не верилось, что у такой сильной хищной птицы могут быть такие неторопливые, почти нежные жесты. Кормление закончено. Орел отправился на поиски новой жертвы. Один из насытившихся птенцов, если только они когда-нибудь насыщаются, повернулся хвостовой частью к краю гнезда и сильной струей, как выстрелом, отправил свой помет в пропасть. У орлов инстинкт чистоплотности, оказывается, развит гораздо сильнее, чем, скажем, у голубей: Меня поразило, что воробьи могут находиться почти в самом орлином гнезде. Они нисколько не боятся хищных птиц, легко устраиваются рядом с их жилищем, часто ссорятся из-за каких-нибудь объедков, остающихся от принесенной добычи. В этом мирном сосуществовании хищников и их нахлебников кроется, наверное, свой глубокий биологический смысл. Рассматривая этот небольшой уголок живой природы, я почувствовал, что совсем успокоился и могу продолжать заниматься своими воинскими делами.

10

Сегодня Первое мая. Демидченко еще вчера выпросил у командира взвода увольнительную и уехал в Севастополь. Обязанности командира отделения, как всегда, были возложены на Лученка. Сразу же после обеда я подошел к Михасю и прямо ему сказал:

— Ты знаешь, что я уже почти месяц не видел Маринку?

— Ведаю, а што?

— А то, что ты должен дать мне  увольнительную.

— А у мяне няма паперы.

— А ты пусти без паперы, — передразнил я Михася.

— А як патруль сустрэне?

— Не сустрэне, — начал я подлаживаться под Лученка. — Я обойду его стороной.

— Ну глядзи мне. Пападзешся — сам выкручвайся.

— Не бойся, Михась, не подведу.