Антология советского детектива-23. Компиляция. Книги 1-17

«Внутренние болезни. Доктор Бауман. Прием с 4 до 8».

В квартире врача еще в дореволюционные годы был установлен телефонный аппарат — это Никифоров знал наверняка, так как кухарка Наталья некоторое время считалась его невестой.

Он поднялся на второй этаж, подергал ручку звонка и, когда дверь открыла бывшая невеста, сказал:

— Привет! Давно не виделись.

— Господи! — всплеснула руками Наталья и отступила в квартиру.

— Я к тебе по делу. Позвонить от вас требуется. Хозяин дома?

— Та ни, — сказала Наталья, сложив руки на переднике. — В управу ушли. Отобедали и ушли.

Никифоров отстранил кухарку и прошел, в кабинет, где на стене висел деревянный «Эриксон». Покрутил ручку, снял трубку.

— Барышня, дайте контрразведку! — приглушенно сказал Никифоров и, оглянувшись на Наталью, сделал ей знак: дескать, не стой над душой, дай поговорить. Наталья послушно попятилась.

— Контрразведку! — требовательнее повторил он и подумал: «Сейчас доложу про все штабс-капитану — лишь бы он был на месте, и получу указания, что дальше делать. То-то обрадуется, когда про кисет расскажу!»

Наконец в трубке раздался приглушенный голос:

— Контрразведка на проводе.

— Эрлиха мне! Штабс-капитана Эрлиха! — уже не боясь, что его слышит Наталья, закричал Никифоров.

— Сейчас соединю, — сказали на другом конце провода.

В трубке послышался щелчок, какие-то шумы, и у Никифорова сдавило дыхание, как это бывало всегда при встрече со строгим штабс-капитаном.

— Да! — сказали в трубке.

Это был Эрлих, господин штабс-капитан Эрлих. Его голос, даже измененный телефоном, Никифоров распознал бы среди сотни других голосов.

— Никифоров говорит! — перешел он на сдавленный шепот и для верности повторил: — Никифоров я!

— Слушаю! — ответил Эрлих.

— Значит, так! Встретиться надо! Они меня в Реввоенсовет послали, с донесением. А я, выходит, обратно.

— Не спешите! — приказал штабс-капитан. — Объясняйте толком.

— Недосуг сейчас! Да и не могу по телефону! Лучше лично все доложу! Одно скажу — через фронт мне велено пробраться, да не одному, а с донесением, которое в кисете! Сам Шалагин из ревкома указание дал! Вы только скажите, как кисет с большевистской шифровкой вам передать и что мне дальше делать!

— Где вы сейчас? — перебил Эрлих.

— Тут, у Натальи, — ответил Никифоров и, чертыхнувшись, поправился: — В городе. В самом центре, на Бутырской.

— Ступайте немедленно домой, — приказал штабс-капитан. — Я пришлю за кисетом. Отдадите донесение, а сами из дому ни шагу. Для всех из ревкома вас сейчас в Царицыне нет! Зарубите это себе крепко!

— Слуш…

В трубке послышался треск: Эрлих прекратил разговор.

— Эх, жизнь-житуха! — вздохнул Никифоров: — Ты, можно сказать, со всей душой, а тебя в ответ облаивают, будто ты шавка какая. Старайся потом, спеши…

Он провел рукой по лицу, зачем-то дернул себя за мочку уха, скривился и шмыгнул носом, словно хотел пустить слезу, но раздумал.

— Может, чайку попьете? У меня ликер припрятан. Ух и сладкий! — робко предложила Наталья, ничуть не надеясь, что Никифоров в ответ кивнет головой и пройдет на кухню отведать ликеру. — Хозяин не скоро воз-вернется…

— Как-нибудь в другой раз. Сейчас недосуг, сама слышала.

И, даже не попрощавшись, вышел из квартиры, оставив Наталью в прихожей.

До дому теперь было уже близко — стоило лишь миновать сквер с запыленными тополями, пройти дворами к мостку через отдающую чуть ли не за версту зловоньем канаву и пробежать наискосок тихую улицу, сплошь застроенную лачугами.

Фонари не горели, хотя время было позднее, но Никифоров был этому даже рад. И еще он радовался безлюдной в комендантский час улице: попасться на глаза знакомым или соседям было не с руки. Провокатор не вынимал рук из карманов брюк, крепко зажав в ладони дорогой кисет.

«Сдам большевистскую писульку — по ней господин Эрлих с поручиком сразу на предревкома выйдут и еще, быть может, на кого поглавнее, — и спать завалюсь. Вначале надо запереть дом на замок, а самому в окно влезть. Придет кто кроме Эрлиха или поручика — решит, что никого нема, что хозяин — я, значит, — в маршруте. Главное, как наказал штабс-капитан, носа во двор не казать. День, не меньше, придется отсиживаться…»

Он вспомнил о предложенном бывшей невестой ликере и облизнул высохшие губы.

«В другое бы время Наталью к себе погостить пригласил: чего в четырех стенах одному скучать-куковать? Только нельзя сейчас…»

У дома он еще раз оглянулся, всмотрелся в пустынную улицу. Поднялся, на крыльцо, отпер тяжелый навесной замок и юркнул в сени, чуть не загремев ведром.

Света зажигать не стал. В потемках на ощупь вошел в комнату с домотканым половиком на полу, плотно задернутыми на окнах занавесками и замер от неожиданности.

У недавно побеленной печи, заложив за спину руки, стоял и пристально смотрел на Никифорова человек.

Никифоров отшатнулся, не разглядев вначале офицерский китель, тусклое серебро погон и фуражку с кокардой. Затем успокоился.