Антология советского детектива-26. Компиляция. Книги 1-21

Пусть жизнь твоя течет рекою,
Имея множество цветов,
И пусть всегда живут с тобою
Надежда, Вера и Любовь!

— Кто ж это над нами подшутил, Галочка? — начал Трофимов по возможности бодро, стараясь не думать о бедных новоселах, коим предстоит пользоваться плодами трудов будущей специалистки.

Сидорова ответила простуженным и от этого еще более серьезным голосом:

— Я со всеми переговорила.

— Запираются?

Шутка не получилась.

— Не знают они.

Не принес новых надежд и словесный портрет. В высокой интересной брюнетке Галина никого из подруг не признала. Хоть и встречается такая непонятная, на первый взгляд, форма дружбы — красавицы с замухрышками, но здесь оказался не тот случай.

— Что поделаешь, — вздохнул Трофимов. «В конце концов, на этих десяти этажах столько девиц! И чтобы назвать Сидорову, вовсе не обязательно быть ее поверенной в душевных тайнах, достаточно прочитать фамилию на доске приказов о вселении в общежитие.».

Уходить, с чем пришел, было, однако, неприятно. Медля, инспектор перевернул страницу в альбоме. Открылась фотография школьного выпуска, обыкновенный, не лучшего качества снимок с четырьмя рядами овальчиков: крупные — учителя (в центре директор и завуч), помельче — вчерашние ученики. Веселые, довольные близкой самостоятельностью, не ведающие своих завтрашних забот. Одна девчонка Трофимову приглянулась — видная из себя, задорная, светленькая. И фамилия подходящая — Занозина. Остальные были попроще. Он закрыл альбом.

— Ну, что ж, Галя. Будем считать нашу операцию в основном завершенной. Если вспомните что — вот телефончик мой. Я с хорошим человеком поговорить всегда рад. — Он поднялся. — Комнатка у вас приятная. Недавно заселились?

— Собирались к началу учебного года, а въехала только пятнадцатого октября.

— Строители подвели? Позволь. — Трофимов вспомнил. На кассира напали четырнадцатого. — Погоди. Выходит, свидетельница, что твоей фамилией назвалась, знала о вселении раньше, чем ты въехала?

— Да. Так получается. А что получается? — спросила Галина в недоумении.

— Пока получается, что случайно не могли тебя назвать. Много народу знало о твоем вселении?

— Четырнадцатого? Да никто. Я и сама не знала, что места в общежитии есть. Уже после лекций зашла в профком, а мне бытсектор Коля Громов говорит: «Хочешь, пиши заявление».

— А в группе? Знали?

— Никто не знал. Я из профкома прямо домой пошла. Заявление на другой день сдала.

Трофимов натянул на лоб кепку:

— Ладно. Пока запеленговали: до четырнадцатого октября о том, что ты будешь жить в общежитии, никто знать не мог. Четырнадцатого мог предполагать Коля, но он на нашу девушку не похож.

— Не похож, — уныло подтвердила Галина.

Когда Трофимов вышел из общежития, вечерело. Однако время, чтобы успеть к концу смены на фабрику, где работала Шура Крюкова, еще было. По пути он, привычно отделяя главное от второстепенного, вспомнил фамилию «Занозина» в плюшевом альбоме. Показалось, что фамилия знакомая, где-то встречалась. Но мало ли фамилий проходило через его память? Сотни. Шуру Трофимов встретил на площади у комбината, потому что опоздал-таки немного, подвел общественный транспорт. К счастью, поток работниц — молодых, оживленных предстоящими приятными вечерними развлечениями, и немолодых, семейных, чьи планы определялись повседневными домашними заботами, но тоже говорливых, поспешающих, регулировался подземным переходом под шоссе на площадь, куда сходились мигом наполнявшиеся автобусы и троллейбусы. Тут-то, на выходе из тоннеля, несмотря на суматоху, Трофимов Шуру и успел перехватить, не прозевал и вытащил из толпы.

— Опять вы? — спросила она недовольно.

— Я, — откликнулся он миролюбиво.

— Делаете вид, что случайно встретили?

— Ничего подобного. Полчаса дожидаюсь, — прибавил немного Трофимов.

— Чего ради?

— Посоветоваться нужно.

— Что еще затеяли? — не приняла Шура его мирного тона.

— Что я затеять могу? Обстоятельства складываются не очень хорошо, вот в чем дело. Появилось у нас. Шура, предположение, что с братом твоим не случайность произошла.

— А что же? — остановилась она.

— Могли его убить, если уж говорить прямо.

— Ну! — только и ответила Шура, потому что к услышанному никак подготовлена не была.

— Есть такое предположение, — повторил Трофимов, дожидаясь, пока Шура осознает горькое значение его слов.

В сумерках набежали незаметно тучки, посыпались капли редкого дождя. Над головами предусмотрительных прохожих появились шапки зонтов. Но Шура погоды не замечала.

— Кто ж это сделать мог? Зачем?

— Нужно узнать.

— А узнаете?

— Работаем, стараемся, — заверил Трофимов осторожно. — Потому и к тебе пришел.

Она посмотрела на него долгим взглядом, как бы оценивая возможности инспектора. Трофимов поправил кепку. Хотел спросить: «Ну и как впечатление?», однако юмор был неуместен.

— Да я-то что могу?

Шура вновь пошла, резко, быстро.

— Не спеши! Дыши глубже. Успокаивайся. А я, по возможности, мысль свою поясню. Договорились?

— Где ж говорить-то будем?

— Попутно. Я тебя до дому провожу. Или дождика боишься?