Антология советского детектива-32. Компиляция. Книги 1-20

— Почему ты так внимательно смотришь на меня, Селима? — спросил Вахидов, улыбнувшись. — Не находишь ли ты, что я похорошел? Или помолодел?

— Тебе очень идет борода, Мардан, — подхватила шутку Селима и, взяв мужа за руку, ввела его в комнату.

— Ну как, йолдаш Вахидов, ты уже отвык, наверное, от своего дома?

— А где наши дети? Неужели Наджиба и Рафиля уже ушли в школу? — с разочарованием глядя на пустые кровати, спросил отец. — А я надеялся их еще застать…

— Обе чуть не проспали сегодня. Они поздно легли вчера, все поджидали тебя.

— Писем от Салмана нет?

— Вчера получила письмо.

— Давай скорее.

Селима подошла к письменному столу, за которым девочки обычно готовили уроки, и взяла раскрытый конверт. Вахидов нетерпеливым движением достал письмо. На четырех страницах Салман подробно описывал жизнь в институте, свои занятия. Он всем был доволен и только сожалел, что любимец студентов профессор Меликзаде тяжело болен. Пожалуй, больше не удастся послушать его лекции…

Вахидов внимательно прочел письмо и положил обратно в конверт.

— А как наш маленький?

— Весь дом переворачивает этот твой сын-богатырь!

— Он спит?

— Спит.

Вахидов открыл дверь в спальню.

Эльхан сладко спал в своей маленькой кроватке, раскинув пухлые ручки. На ковре, около кровати, валялись деревянный мяч и картонный щит.

— Он будет смелым, настоящим героем, этот вояка, — счастливо улыбаясь, прошептал отец. — Твой Эльхан будет джигитом, Селима.

— Ничего не скажешь — он умеет рубить мечом. Если бы он только не разбивал стекла…

Отец погладил кудрявые волосы сына, нагнулся и поцеловал его в лоб. Ребенок вздрогнул от прикосновения щетинистой бороды, сжал кулачки и обеими руками потер нос. Отец и мать на цыпочках отошли от него, боясь разбудить.

— Что еще нового, Селима? — ведь меня не было целых десять дней, спросил Вахидов, когда они вернулись в столовую.

— Прокурор спрашивал тебя, — стала припоминать Селима… — И потом в последние дни Кямилов непрерывно звонит.

— Ясно. — Вахидов почесал подбородок. — Еще какие новости?

— Из Баку звонили. Ночью. Три раза…

— Откуда?

— Сказали из Центрального Комитета.

— Что же ты ответила?

— Я ответила: Вахидов в нагорных колхозах. Его заменяет Джалилов.

— А второй заместитель у меня дома, — сказал Вахидов и крепко, с благодарностью сжал руку Селимы. — Ты не только заместитель, ты сестра милосердия, — продолжал он и, поднеся ее руку к губам, поцеловал. милосердная сестра моя…

— Не знаю, сестра милосердия или милосердная сестра, только из-за твоего Эльхана она едва-едва успевает работать на полставки.

— Эльхан не возражает, если ты вообще будешь сидеть дома.

— Ну, это мне только платят за полдня, но на самом деле я работаю гораздо больше… — Селима подсела ближе к мужу.

— Значит, ты воюешь из-за зарплаты! — сказал Вахидов и, достав из кармана расческу, начал причесывать взъерошенные волосы. — Драка идет из-за одеяла. Хочешь спать на кровати вдвоем, а укрываться одна?

— Вовсе нет, но я просто ненавижу эти слова «полставки», «пол-единицы», противно даже произносить. Как будто я не человек, а половинка…

— Устроишь Эльхана в детсад, станешь «целой единицей», Селима.

— Разве можно отдать Эльхана туда, где хозяйничает Зарринтач Саррафзаде? Как я могу доверить ей этой стрекозе — свое дитя?

— Да, да, надо основательно заняться детсадом, — сказал Вахидов, вздохнув, и сразу посерьезнел. — Должно быть, Джабиров уже начал проверку.

— Проверка идет, комиссия уже работает, — так все говорят. — И Селима стала передавать мужу все, что слышала. — Зарринтач распространяет всюду слух, что, мол, Селима-ханум мечтает занять ее место, но Кямилов этого не допустит.

— Надеюсь, ты не ввязалась с ней в спор? — спросил Вахидов, строгим взглядом окинув Селиму. — Ведь я просил тебя ни во что не вмешиваться.

— Ах, если бы не твой запрет, Мардан, я бы не утерпела, пошла к Джалилову и пожаловалась ему, как кандидат партии. Я не понимаю, почему, на каком основании эта Зарринтач старается запачкать меня?

А с тех пор, как начали проверять ее детсад, она болтает все, что вздумается, эта неугомонная крикливая баба.

— Во всем виноват Кямилов, — коротко заметил Вахидов и направился к зеркалу, собираясь бриться.

Селима бросилась подавать ему бритвенный прибор.

— А почему ты не видишь своей вины, Мардан? — просила она.

— Да, и я виноват, я, конечно, виноват, — согласился Вахидов. — Прежде всего виноват я сам.

— Ах, эта Зарринтач! — продолжала возмущенная Селима. Она никак не могла успокоиться. — И ты знаешь, она просто стала вроде сестры жене прокурора. С кем бы ни сидела, с кем бы ни стала заводить речь о Зулейхе, о ее матери Шехла-ханум, — жестикулирует, шепчется в разных углах, пугает людей: «Разожму руку — прокурор на моей ладони, сожму руку — прокурор у меня в кулаке…»

— Мехман очень честный человек, Селима.

— Может быть, но теща его страшно необузданная, вздорная женщина. Пока зять был в Баку, до самого его возвращения только и разгуливала, расфуфыренная, с дочерью по улице, со всеми болтала, сплетничала чуть ли не со звездами…