Антология советского детектива-32. Компиляция. Книги 1-20

Кямилов не хотел даже слышать слово «яхши» применительно к Мехману.

— Гм! «Яхши», говоришь? Он вылетит отсюда с таким звоном, что сорок лет у него будет звенеть в ушах. — Кямилов, позабыв, что на краю пепельницы дымится положенная им папироса, достал из портсигара другую и стал нервно постукивать ею о крышку. — Итак, что же ты скажешь?

— Впечатление такое, товарищ Кямилов, что земной шар, прокуратура, комсомол — все это стало существовать только со дня рождения этого Мехмана…

— Как это так?

— Он с таким видом роется в делах, так старается во все вникнуть и во все вмешиваться, как будто земля перестанет вращаться, если не он…

— Ну, а ты плывешь по поверхности и, главное, боишься навлечь его гнев?

— Чем я заслужил такое недоверие? Э, товарищ Кямилов, даже длинный летний день кончается и начинается новый день.

— Не для того ли ты провожал из районов столько прокуроров, чтобы стать прислужником у этого мальчишки?

Муртузов хихикнул, покачал лысой головой и помял в руках свою кепку с выцветшим козырьком, лежащую на коленях.

— Скорее вы их провожали, чем я, товарищ Кямилоз.

— Ты намекаешь на Рустам Заде? — Настроение Кямилова как будто сразу немного улучшилось. — На него? Того богатыря? Того тигра в брюках галифе? Да, я его выпроводил…

— И большинство из них пострадало из-за Зарринтач-ханум, — подсказал Муртузов, желая ободрить и Кямилова, и самого себя. — Рустам Заде стал жертвой вашей ханум. Не выдержал напора богатырь и свалился спиной наземь.

— Ну при чем тут Зарринтач? Не такой уж я ревнивый… Этот Рустам Заде сам вырыл себе могилу… Разве ты не слыхал, говорят же ведь, что тот, кто роет яму другому, сам первый попадает в нее.

— Ну, конечно, тут сыграла роль ваша всесильная рука.

— Разве что-нибудь может свершиться без руки сильной или бессильной, все равно? — Кямилов потянулся всем телом. — Он хотел нанести нам удар. Так как же ты считаешь? Мы не должны были дотронуться до него даже своим мизинцем, если он занес над нашей головой топор?

— Ваш мизинец страшнее самого большого топора на свете…

— Когда козел ищет своей гибели, он начинает тереться головой о дубину пастуха…

Словно почувствовав прилив сил, Кямилов стал снова разгуливать по кабинету. Муртузов окинул его внимательным взглядом.

— Но этот прокурор бьет по очень чувствительному месту, ухватился за очень тонкий предлог, — сказал он. — За очень тонкую нитку он ухватился.

— Ничего не бойся. Тесто, которое он замешивает, впитает еще много водички.

Кямилов снова начал горячиться. Муртузов хотел успокоить его.

— Откровенно говоря, этот Атамогланов очень мне не нравится, — сказал он и поднялся.

Кямилов положил руку ему на плечо и придавил его своей ладонью.

— Ты боишься его, признавайся? Фамилия, что ли, его напугала тебя? Атам-оглан-ов!

— Почему фамилия? — Муртузов постарался высвободить плечо. — Меня пугает то, что он рыщет везде и всюду, меня пугает то, что он всюду сует свой нос. Я скажу открыто: он близок не только с Вахидовым, но и с секретарем комсомола Ахмедовым. А ведь вы знаете, как непочтительно относится к вам этот Ахмедов, готов рубить мечом даже вашу тень. В последнее время он всюду нападает на вас, позорит, говорит, что коммунхоз работает неудовлетворительно. Так вот с этим Ахмедовым Мехман вместе посещает клуб. Потом он дружит с заведующим земотделом агрономом Джаббарзаде, который формально считается вашим заместителем, а на деле днем и ночью только о том и думает, как бы сесть в ваше кресло. Из-за этого я и тревожусь, меня даже знобит от страха, мурашки бегают по спине…

— Да вы же с этим Мехманом живете как одна семья? — спросил потрясенный Кямилов и даже плечами передернул, как будто ему стало холодно. Но тут же он засмеялся, чтобы не выдать себя, и между побледневшими губами сверкнули зубы. — Вы же как одна душа, одно тело с ним…

— С тех пор как он вернулся из Баку, моя нога не переступила его порога.

— Почему же ты перестал ходить к ним? Разве мы не говорили с тобой о том, что надо резать на куски его кишки-мишки изнутри? Стоит чихнуть на тебя, как ты от страха, как карлик, вылетаешь вон.

— Потому что Мехман сблизился с другими людьми и повернулся спиной ко мне. Он стал открыто выражать свою неприязнь. Если хотите знать, он так и сказал: мой дом, моя квартира не постоялый двор. И ты, и твоя почтенная жена Явер можете найти другое место для развлечений.

— Неужели он, неблагодарный, так быстро забывает чужие хлеб-соль? Ты же носил ему и рис и баранину.

— Да, он такой. Насколько мягкое сердце у тещи, настолько суров и резок ее зять.

— Может быть, он ревнует свою пышнотелую тещу к тебе? — спросил Кямилов. — Может, ты пялил на нее глаза? Этого не может быть, а?

— Нет, совсем не то. — Муртузов заерзал на месте, в растерянности он даже протянул руку к разрисованному портсигару, желая взять папиросу, хотя никогда не курил, однако во-время опомнился. — Да, изменился наш Мехман Мурадоглы с тех пор, как вернулся из Баку.

— Может быть, ты не осведомлен, а там уж есть какие-нибудь новости или перемены? — спросил Кямилов, подняв указательный палец. — Там, наверху.