Антология советского детектива-32. Компиляция. Книги 1-20

— Конечно, и после нашей окончательной победы над классовым врагом останутся пережитки, которые будут мешать нам, будут тормозить наше движение. Пережитки старого живут в сознании некоторых людей. Поэтому надо усилить агитационно-пропагандистскую работу. Это задача не только Джалалзаде, это повседневная задача, стоящая перед всеми нами, в том числе и перед вами, Мехман.

И Вахидов положил руку на плечо прокурору.

Кямилов смотрел, чуть раздвинув в вымученной улыбке губы. Но и он сам обратился к Мехману.

— Я самому Джалилову открыто скажу о его недостатках! Я всегда говорю открыто. Это верно, что пропаганда наше дело, но скажите, пожалуйста: каждый из нас расписывается в ведомости за свою работу. Я не только в лицо, прямо в глаза, в самые зрачки его глядя, скажу, что в нашем районе пропагандистская работа целиком и полностью развалена! Или правду говорить не следует, а?

— Не горячись, Кямилов, не забывай что выплеснулось через край, того уже не соберешь… — В голосе Вахидова зазвучали металлические нотки. — Ты любишь превращать труд других людей в тухлые яйца и разбивать их о стенку, в то время когда ты сам, Кямилов, по чести говоря, ни черта не делаешь! Ты словно Дон Кихот воюешь с мельницами!

— Я не знаю, что вы подразумеваете под мельницами, товарищ Мардан? То, что я всегда говорю правду?

— А я не знаю, что ты подразумеваешь под правдой. Злопыхательство? Ты только стараешься опутать других, запачкать их, подрезать им язык, затмить глаза — лишь бы поддержать свой дутый авторитет.

Кямилов готов был метать громы и молнии. Он вышел из себя.

— Я не боюсь ни мельниц, ни колес, ни моторов! Мне нечего бояться… я… я…

— Не горячись, Кямилов, вскипишь, перельешься через край.

— Если говорить правду, значит, по-вашему, бороться с мельницами и кипеть, как вода в котле, то…

— Нет, это значит преграждать путь новому, душить его.

— Так, значит, я совсем обессилен, совсем отстал? Оказывается, мы, то есть я пачкал людей, а себя лудил, как казан для плова, натирал до блеска. Хо, значит, у меня на плечах казан, а не голова.

— Мысли ваши устарели, голова перестала работать, и отсюда пошло моральное загнивание, разложение. Именно от головы.

— Мысли, прошивший мозг или не знаю, что вы там еще назвали… Разных новых людей вы катаете на машине. И чтобы я молчал, терпел, как вы хотите!

— Никто не жалел для вас райкомовской машины, Кямилов.

— С тех пор как моя сломалась, никто даже не намекнул мне об этом, и я трясся на лошади, как какой-нибудь инструктор. Я, который…

— Не горячись, не кипятись, перельешься через край, — снова напомнил Вахидов.

— Вы не угрожайте мне, товарищ Вахидов, я не кипяток и не каша в котле! Я тот самый Кямилов, человек, выступавший в бой с полицейскими, с жандармами, с войсками Николая Второго.

— Мы знакомы с вашей биографией.

— Почему же в таком случае вы бросаете заслуженного человека в мельничную пыль, Мардан?

— Вельможе надо показать его место! — прямо сказал Вахидов.

— Я не вельможа, Мардан! Брось шутки…

— Вы хуже вельможи, Кямилов, вы разложились! Вы женились на Зарринтач, которая по возрасту подходит вам в дочери. Ради нее вы несколько лет назад разрушили семью, прогнали жену…

— Я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему спору? Жена — это мое личное дело…

Кямилов, багровый от гнева, достал свой разрисованный портсигар, вынул папиросу, нервно помял ее и взял в рот. Выпустив дым, облаком поплывший по комнате, он круто повернулся к Мехману, сидевшему рядом с Ахмедовым, и предупредил:

— Ты лучше не вмешивайся, детка. Знай, что слона никогда не поймать в капкан.

Вахидов только рукой махнул.

— Когда верблюд пляшет, начинает падать снег…

Кямилов понял, что Вахидов смеется над его неуклюжей попыткой запугать молодых людей. Пословица про пляшущего верблюда смутила его, он растерялся и ничего не ответил.

— Впрочем, мы отвлеклись. Обо всем этом разговор впереди, — заметил Вахидов. — Давайте-ка, товарищ Ахмедов, подумаем о темах лекций для молодежи. Мне кажется, хорошо в ближайшие дни провести доклад о моральном облике советского человека. И что бы ты сказал, — обратился он к Мехману, если бы мы поручили тебе выступить с этим докладом?

— Что же, я не против, — ответил Мехман. — Думаю, что недели за две я сумею подготовиться. Ахмедов запротестовал:

— Через две недели? Ну что вы? Я прошу чтобы товарищ Мехман выступил на собрании через три дня, в субботу.

— Пускай будет две недели, — решил Вахидов. — Лишь бы доклад был ярким, содержательным. Когда я говорю о новом, советском человеке, я имею в виду в первую очередь нашу молодежь. Я прошу вас, Мехман, подробно сказать о воспитании, об основах советской морали.

— А я обещаю вам собрать не меньше пятисот комсомольцев, — сказал Ахмедов. — Со всего района, из всех селений соберу народ.

— Не только комсомольцев, всю молодежь, — поправил Вахидов.

— Очень хорошо. Всех соберем.