Антология современной азербайджанской литературы. Проза

Как и все танцующие, Сарв вернулась повеселевшей. Ханчалов был восхищен тем, что человек так мог измениться на вершине перевала. Вероятно, от тех молодых людей, когда-то прокладывающих дорогу по этим обрывистым горам, всем последующим поколениям, находящимся на самом близком расстоянии к звездам, досталось в наследство веселое настроение, которое принималось молодежью гораздо легче и спокойнее, чем старшими. Когда Сарв вернулась и села на свое место, ее раскрасневшиеся щеки и улыбка, светящаяся на ее лице, несколько успокоили Ханчалова.

— Ну, как мы выглядели? — спросила Сарв.

Ханчалов, в течение этих минут думающий совершенно о другом, не видел, как танцевали девушки. Но если бы даже он и смотрел на это, все равно сказал бы то же самое, что и сейчас:

— Со стороны все танцы мира смотрятся ужасно.

— Наверное, нужно быть достойным и танца! — громко и с намеком сказала Сарв.

После того как Сарв станцевала с теми девушками второй раз, Ханчалов, подозвав официанта, расплатился с ним и, взяв под руку свою подругу, вышел из фокусного круга обложенной камнями светлой ресторанной площадки, словно движущийся объект. Из-за того, что было относительно темно и невозможно было определить личности проходящих мимо людей, все они говорили тихо, а некоторые — даже шепотом.

— Пиршество только-только разгоралось, — сожалея, сказала Сарв.

— Нам надо встать завтра пораньше, — сказал Ханчалов.

— Мы куда-то должны ехать? — недовольным голосом спросила Сарв. — А может, останемся здесь?

— Нет, нам надо ехать, — обнял Ханчалов девушку. — Я хочу, чтобы ты видела Долину родников.

— Я не желаю видеть никаких родников.

И Сарв, выскользнув из его объятий, попыталась самостоятельно идти по полуосвещенной тропинке.

Ханчалов еле сдержался. Обломив нежную веточку с распустившимися цветами и очистив ее от листьев, стал вертеть ею в руке, словно карандашом. Он не нашелся, что сказать на это. Ему показалось, что его конец, связанный со случайной встречей с Сарв, уже настал, и они расстались, так и не соединившись.

Затем, посидев на скамейке, они несколько раздраженно отзывались о ресторане, о тамошних парнях и девушках, но больше молчали. Ресторанная музыка теперь гремела более собранными и точными аккордами. Певец исполнял выученные наизусть русские песни: «Нет, нет, нет!» — вместе с ним повторяла припев вся танцующая площадка. С высоты, на которой они сидели, были видны внутренние части некоторых гостиничных комнат: большинство туристов, занятых обычными заботами вечернего отдыха, были полуголыми мужчинами.

— Как по-твоему, почему эти мужчины не привозят с собой на отдых своих жен? — спросила у него Сарв.

Ханчалова занимал тот же вопрос. Про себя он пытался дать на этот вопрос разнообразные ответы. Он еще не завершил анализ этих ответов. Он терпеть не мог мужских кампаний без женщин, а особенно мужчин, танцующих без женщин.

— Разве с тобой танцевали не женщины? — спросил Ханчалов.

Оттого что ответ показался Сарв колючим, она прекратила эту тему. Ей показалось, что если бы наверху не было усилителей звука, распространяющих музыку на всю округу, теперь эти горы, леса, окутанные в темноту, шептались бы совсем по-другому, и у нее не было бы резона задавать этот нелепый вопрос.

По длинному гостиничному коридору Сарв шла вслед за ним, как обычно ходят деревенские женщины. Яркий лунный свет освещал комнату. С таким освещением комната больше была похожа на какой-то вокзальный угол, нежели на гостиничный номер. Ханчалову не хотелось выключать этот свет, зашторив окна. Однако постепенно свет стал ему мешать. Он вспомнил Америку, жену, поселившуюся там, сына, пишущего ему сухие, но четкие сообщения, и, когда он почувствовал, что у него вспотел лоб, встал и, выйдя на балкон, закурил сигарету. Было холодно, и сигарета не доставила удовольствия, а лишь увеличила горечь во рту. Ему показалось, что, приняв вечером душ, он, после этого очень долго находясь под холодным душем, немного простудился. Вернувшись, он лег в постель, почувствовал, что у него поднялась температура. В тишине вновь слышался рев двигателя грузовой машины, преодолевающей подъем, затем этот громкий рев медленно смешался с темнотой ночи и растаял. Эта кратковременная ревущая натуга грузовиков, преодолевающих крутые подъемы перевала, завершалась как определенный пиковый момент тесной связи между дорогой и машиной, дорога остается там, где она была, а отдышавшиеся машины, постепенно увеличивая скорость, со счастливым видом продолжают движение к месту назначения.