Смотрят меню.
ИЗАБЕЛЛА.
Да, совсем я латынь забыла. Отец занимал огромное место в моей жизни, и, когда он умер, я так горевала. Мне, пожалуйста, цыпленка / и суп.НИДЖО.
Конечно, горевали. А мой молился, а потом задремал на солнце. Я дотронулась до его колена, хотела разбудить. «Интересно, что будет, если…» — сказал он — и умер, не успев договорить. / Если бы он умер во время…МАРЛИН.
Какой ужас.НИДЖО.
..молитвы, он бы отправился прямо на небеса. / Мне уолдорфский салат.ИОАННА.
Смерть — это возвращение к Господу всех созданий его.НИДЖО.
Не надо было его будить.ИОАННА.
Что такое ад? Это просто незнание истины. Меня всегда привлекало учение Джона Шотландского, хотя он склонен путать / мирское с божественным.ИЗАБЕЛЛА.
Я была просто убита горем.МАРЛИН.
А я, пожалуй, возьму бифштекс с кровью. Вам, Грета?ИЗАБЕЛЛА.
Я, конечно, принадлежу / к англиканской церкви. *ГРЕТА.
Картошку.МАРЛИН.
* Сто лет не была в церкви. / Обожаю рождественские псалмы.ИЗАБЕЛЛА.
Усердный труд важнее, чем хождение в церковь.МАРЛИН.
Мне два бифштекса и побольше картошки. С кровью. Да и тружусь я не очень усердно.ИОАННА.
Каннелони, пожалуйста, / и салат.ИЗАБЕЛЛА.
Я старалась, но боже ты мой… Вот Хэнни, она усердно трудилась.НИДЖО.
Первая часть моей жизни — сплошной грех, а вторая — / сплошное наказание за грехи мои. *МАРЛИН.
Как насчет закусок?ГРЕТА.
Суп.ИОАННА.
* И что вам больше понравилось?МАРЛИН.
Разве ваши путешествия были сплошным наказанием? Салат из авокадо. Разве вам / не нравилось путешествовать?ИОАННА.
Я не буду закуску. Благодарю вас.НИДЖО.
Нравилось, но я была так несчастна. / Было больно…МАРЛИН.
И винную карту, пожалуйста.НИДЖО.
…думать о прошлом. Мне кажется — это наказание.МАРЛИН.
М-м-м, вы думаете?НИДЖО.
А может быть, я просто тосковала по дому.МАРЛИН.
Или сердилась.НИДЖО.
Сердилась? Нет, не сердилась. / Почему сердилась?ГРЕТА.
Дайте, пожалуйста, еще хлеба.МАРЛИН.
Вы что, никогда не сердитесь? Я вот сержусь, например.НИДЖО.
Но на что?МАРЛИН.
Принесите еще две бутылки Фраскати и еще хлеба, пожалуйста.ОФИЦИАНТКА
ИЗАБЕЛЛА.
Я пыталась понять буддизм, когда была в Японии, но вся эта череда рождений и смертей в вечности наполняла меня совершенно непроходимой тоской. Я предпочитаю что-нибудь более активное.НИДЖО.
А разве я не была активной? Я шла и шла каждый день двадцать лет подряд.ИЗАБЕЛЛА.
Я не про ноги. / Я про голову.НИДЖО.
Я дала обет переписать пять сутр Махаяны. / Знаете, какие…МАРЛИН.
Вряд ли нас связывает религия. Мы просто все очень активные.НИДЖО.
…они длинные? Голова у меня работала. / Даже болела.ИОАННА.
В активной ереси толку мало.ИЗАБЕЛЛА.
Какая ересь? Она англиканскую церковь / ересью называет.ИОАННА.
Ересь бывает весьма / соблазнительной.НИДЖО.
Я никогда не слышала о христианстве. Никогда / в жизни. Какое варварство.МАРЛИН.
А я — не христианка. / И не буддистка.ИЗАБЕЛЛА.
Но вы об этом слышали?МАРЛИН.
Мы не обязаны верить в одно и то же.ИЗАБЕЛЛА.
Отправляясь на ужин с папессой, я знала, что нам не стоит говорить о религии.ИОАННА.
Я всегда с удовольствием участвую в теологических спорах. Но обратить вас в свою веру не пытаюсь, я не миссионер. Да я и сама — еретичка.ИЗАБЕЛЛА.
На востоке бывают совершенно варварские обычаи.НИДЖО.
Варварские?ИЗАБЕЛЛА.
У низших классов.НИДЖО.
Не слыхала.ИЗАБЕЛЛА.
У меня от теологии мигрень.МАРЛИН.
А вот и еда.ОФИЦИАНТКА
НИДЖО.
Как же я могла покинуть императорский двор, если б не стала монахиней? После смерти отца у меня никого не осталось, только Его Величество. Религия — это своего рода ничто, / и я посвятила этому «ничто» все, что от меня осталось.ИЗАБЕЛЛА.
Вот я и говорю, что буддизм не дает утешенья.МАРЛИН.
Да ладно вам, Ниджо, выпейте вина.НИДЖО.
Разве вы никогда такого не чувствовали? Что больше уже никогда ничего не случится. Я уже умерла. Ведь со всеми же / такое бывало.ИЗАБЕЛЛА.
Вы думали, что жизнь кончена, а она не кончилась.ИОАННА.
Вам хотелось бы, чтобы она кончилась.ГРЕТА.
Печально.МАРЛИН.
Да, когда я впервые приехала в Лондон, я иногда… и когда я вернулась из Америки, тоже. Но только пару часов. Не двадцать лет.ИЗАБЕЛЛА.
В сорок лет я считала, что жизнь кончена. / Как же…НИДЖО.
А я и не говорю, что я это чувствовала все двадцать лет. Чувствовала, но не каждую секунду.