АНЖЕЛИКА
. Как мне грустно. С ним было все не так. Он, бедный мой Люлик, я уверена, умел на свой манер быть Бетховеном, и это не имеет ничего общего с твоей манерой быть Бетховеном.ГИЙОМ
. Да, я знаю. Меня слишком много. Мне иногда самому кажется, что меня слишком много. Я устал. Я сыт музыкой по ушки, те, что на макушке. Беттина! «Бетховен»! Это я, что это? Это имя, это то, что я хочу, чтобы этим было, ясно! Я дарю тебе его.Но скажи мне, если я действительно устал, кем еще я могу быть, по-твоему?
АНЖЕЛИКА
. Никем! О, прошу тебя, никем! У тебя не получается, и потом зачем? Уверяю тебя, очень хорошо быть никем. Никем, как все. Как безымянные люди. Они спят без имени, когда им хочется спать, они позволяют сну уносить их имена, как младенца в черной соломенной корзинке по течению реки. Есть ли у имени ребенок? Прокричит ли ребенок свое собственное имя, когда у него заболят зубы?ГИЙОМ
. Я не ребенок.АНЖЕЛИКА
. Иди ко мне, поспи.МИЛЬТОН
. Шизебзиг, ты не ребенок, но это тебе не помешало его сделать!АНЖЕЛИКА
. Мильтон! (МИЛЬТОН
. Спокойствие! Милашка моя! Я тоже не ребенок! (ГИЙОМ
. Я, ребенка? От кого, кому? От кого, кому, от кого, кому…Так он и продолжает.
МИЛЬТОН
. Камоэнс!КАМОЭНС
. Да, а что! Это не он, а я!МИЛЬТОН
. Ты что ты?КАМОЭНС
. Ребенок — это я его.Гийом
МИЛЬТОН
. Я не то хотел сказать.Слышишь, тут, в этой штуковине
КАМОЭНС
. Это не он, а я.МИЛЬТОН
. Это не ты, а он, рогатый ты мой, как в Бизерте.АНЖЕЛИКА
. Что произошло в Бизерте?ГИЙОМ
. Моя фамилия Бетховен, и ноги моей не было в Бизерте.КАМОЭНС
. Вероника…АНЖЕЛИКА
КАМОЭНС
. Не ори! Вот я и говорю, это совсем не то.ГИЙОМ
. А кому, говорят, я сделал ребенка, в Бизерте!МИЛЬТОН
. Речь идет о Веронике.ГИЙОМ
. Это вы, Мильтон, сделали ребенка Веронике в Бизерте.КАМОЭНС
. Нет, я.ГИЙОМ
. И прошу вас немедленно вернуть альт моей альтистке. Альтистка моя, потому что у меня все дома.МИЛЬТОН
. Держи свой альт.КАМОЭНС
. С Вероникой это не он, а я.МИЛЬТОН
. А он?КАМОЭНС
. Одно другому не мешает. Я совершенно с вами согласен, Мильтон.МИЛЬТОН
ГИЙОМ
. Я умер в тысяча восемьсот двадцать седьмом году, так что…МИЛЬТОН
. А ты что сделал, когда она умерла?КАМОЭНС
. А она?МИЛЬТОН
. Вероника? Когда она умерла? Что она могла сделать?ГИЙОМ
. А я?КАМОЭНС
. Альтистка в футляре!МИЛЬТОН
. В гробу…КАМОЭНС
. Из дерева ее труп, как альт? С альтом мортале. Что он сказал?МИЛЬТОН
. Не что «сказал»! А что «сделал»!КАМОЭНС
. Кто «сказал», она? В своем ящике?МИЛЬТОН
. Не «она»: «он», что он…КАМОЭНС
. Кто? «Сделал ли он» что?МИЛЬТОН
(КАМОЭНС
. И что сделал?МИЛЬТОН
. Ей…КАМОЭНС
АНЖЕЛИКА
ГИЙОМ
. Скажи!МИЛЬТОН
. Ох. Она, значит, умерла. Мне, сами понимаете, ни горячо, ни холодно…КАМОЭНС
. Ну и.МИЛЬТОН
АНЖЕЛИКА
. Что?Мильтон
ГИЙОМ
. Ладно. Если хочешь андерстендить, я с тобой вмиг сведу все твои счеты. Что, господин граф, награфоманил график?Где эта штучка моя, скажи-ка, дядя, вам все шуточки, она всегда была внутри моей скрипки, как ее там… ну понятно… та, что у меня была внутри скрипки.
КАМОЭНС
. Держи.ГИЙОМ
КАМОЭНС
ГИЙОМ