Антология современной французской драматургии. Том I

ХАЛИФ (указывает на саркофаг). Часы вторые подходят для отдохновения. Они состоят, в общем и целом, из булыжника в гробу. Работают они с огромной молчаливой точностью. Пред ними чувствуешь себя парящим на границе вечности. Все расстояния стираются. Прошедшее, настоящее и будущее воссоединяются.

Входят Улема и Пожилая женщина, в которой, разумеется, мы узнаем Мать. Оба одеты в мешковатые плащи с капюшонами. Мать сбросила восточное покрывало и выступает в своем лангедокском одеянии. Оба продолжают беседу, которую вели в Лангедоке, где по идее они сейчас и находятся. Священник держит в руках распятие с Распятым. Тем временем Миртий и Халиф продолжают шахматную партию.

СВЯЩЕННИК. Муж ваш подвергается весьма большой опасности. Его манера смотреть на меня ухудшает мое самочувствие. Под прикрытием своей бороды он надо мной смеется. В закромах своего погреба он пьет то, чего пить не имеет права. Но Церковь тем не менее есть окончательный источник.

МАТЬ. По нашему указанию он отправился к вам на исповедь.

СВЯЩЕННИК. Разумеется. Занятие более неприятное для меня, чем для него. Мы затворились в исповедальне на два места, которую он сам и сработал.

МАТЬ. Мой сын ступил на море. Сын мой сейчас умирает. Не для этого я его производила. Я его производила для того, чтобы он производил любовь.

СВЯЩЕННИК. Господь Предвечный предоставил лишь себе производить любовь. Господь Предвечный произвел любовь. Он произвел любовь, Он произвел луну, Он произвел…

МАТЬ. Возьмите лучше вот ужиную траву. Если у вас перо не пишет, она вам его исправит. Вот тогда и говорите о любви.

СВЯЩЕННИК. Сударыня… Послушайте, сударыня… Что за ужасная семейка! (Освобождается от плаща, который подхватывает один из слуг, и вновь предстает в качестве Улемы.)

МАТЬ (вновь облачается в восточное покрывало и принимается говорить нараспев, как нищенка). Асса раиф акмет акарел этлаиф…

Один из мамелюков велит ей замолчать.

МИРТИЙ(Халифу). Вам мат.

ХАЛИФ. Мат? Мне? Королю?

УЛЕМА (Халифу). Рокируйтесь. Рокируйтесь же! Слона?

ХАЛИФ. Действительно. Я рокируюсь.

МИРТИЙ. Ничего не понимаю. Именем Святого Христофора, Светлой Пасхи! Вы жульничаете!

ХАЛИФ. Я не жульничаю. Я рокируюсь.

Миртий швыряет шахматы в лицо Халифу. Затем бросается к часам и обрушивает их на землю. Наконец снимает доспехи и присоединяет их к предыдущим ставкам.

МИРТИЙ. Забирайте жесть. Я отдаю вам все. Но отдайте мне этого человека! Отдайте мне его!

В очередной раз приближается рокот барабана, ему вторят крики.

ХАЛИФ. Партия еще не кончена… Кроме того, я на ваш заклад не подписывался. Забирайте вооружение. (Доверительно.) Не следовало бы нам ссориться в присутствии турецкого капитана.

В мгновение ока слуги убирают подушки. Мимо идет Человек. Он выжат как тряпка.

ЧЕЛОВЕК. Пить… Пить… Я хочу пить… Пить… Я больше не буду… Пить… Мне страшно… Мне не следовало… Я не хочу страданий… (Пошатываясь, скрывается вместе со своим эскортом позади здания.)