Антология средневековой мысли. Том 1

(3) PI потому Боэций в этом месте не определяет саму природу в целом, но исчисляет те ее части, которые, как кажется, относятся к ее основополаганию, говоря: Итак, природой можно назвать или только тела, или только субстанции, то есть [субстанции] телесные и бестелесные, и все вещи, которые каким-либо образом существуют.

(4) Под субстанциями он в данном месте предпочитает понимать то, что субсистирует, а не то, благодаря чему (quibus) происходит субсидирование[348]. Под вещами, которые, как сказано, каким-либо образом существуют, он понимает — из дальнейшего это будет ясно — и субсидирующее, и субсистенции, и их акциденции, и даже Бога, и ύλη (материя)[349]. Кажется, что прочее, составляющее предмет этики или логики[350], менее всего относится к этому делению.

(5) Здесь нужно особо отметить, что субсидирующее ни по роду, ни по смыслу (ratio) совершенно не сходится с субсистенциями или акциденциями. Ведь и субсистирующее, и субсистенция называются субстанциями или субъектами, но в том или ином смысле. [Отметить нужно] даже гораздо больше: у Бога, следовательно, и у праматерии нет никакой общности по роду и по смыслу ни с субсидирующим, ни с субстанциями и акциденциями.

(6) Отсюда ясно, что имя «природа» никоим образом не может быть понято как общая топика, или [общее] место всего этого. Поэтому все [носящее] это имя не может быть подведено под одно определение. Оттого [Боэций] и сказал: А раз природа может сказываться трояко, то есть через ту троицу, которая, как было сказано выше[351] (сейчас стоит вспомнить относящееся к этому труду), трояко называлась именем природы, то и определена она, без сомнения, должна быть трояко.

(7) В самом деле, [если мы решим называть природой] все [существующие] вещи... и т. д.[352] Он в обратном порядке определяет вначале то, что при делении [природ] положил как последнее. Ибо сказал так: если угодно природой называть все вещи (мы, к примеру, читаем, что это было угодно многим философам), то ей должно быть дано такое определение, которое могло бы включить в себя все существующие вещи.

(8) Здесь нужно сказать, что с помощью одних определений обнаруживается не только, что говорится о бытии, но [обнаруживается] бытие, которое сказывается, с помощью других — что о бытии говорится, и никоим образом [не обнаруживается] бытие, которое сказывается. Ведь в известном определении «человек есть разумное животное» указывается не только, что за вещь человек, но и что человек есть. Не только кто такой человек (разумное животное), но и что это бытие человеком есть бытие разумным животным. Из [другого] известного определения, в котором говорится: «отличительный признак есть то, чем вид отделяется от рода»[353], видно, какая это вещь — отличительный признак, а не только, что отличительный признак есть. Ведь вещь, отделяющая вид от рода, несомненно, отличительный признак, то есть не только что она — отличительный признак, но и что именно ею вид отделяется от рода.

(11) [Боэций] определяет природу такими дефинициями, с помощью которых ясно, какие это вещи — природа, однако[354] не демонстрируется, что природа есть. Следовательно, как было сказано, если ему угодно называть природой все вещи, то получается следующее ее определение:

(12) природа свойственна всем вещам, то есть эти вещи суть природы, которые, поскольку они существуют, могут каким-либо образом постигаться интеллектом[355]. Итак, из этого определения очевидно, что за вещи — природы, но не что они природы суть. Ведь ясно, что интеллектом может быть схвачено не то, что они — природы. Поскольку[356] «вещь» — это имя многозначное, то он пытается понять, какие вещи содержатся в данном определении; обнаруживает это [Боэций], сказав так: этой дефиницией определяются как акциденции, так и субстанции не потому, что это (как было сказано) может быть постигнуто интеллектом, например, эти вещи суть природы, но потому, что они — то, что может быть постигнуто интеллектом. Потому он и добавляет: ведь все это, то есть акциденции и субстанции, как субсистирующие (в которых есть акциденции)[357], так и субсистенции, в которых их нет, могут постигаться разумом. Затем он проясняет, почему он добавил каким-либо образом и поскольку они существуют, сказав так: