Антология средневековой мысли. Том 1

(66) Ибо вечным законом положено, чтобы ничто рожденное не оставалось неизменным, и движение упадка по природе подходит всему сотворенному, как телесному, так и бестелесному. Как все естественное (genuinus) нетленно, так и все порожденное (nativa) тленно[382].

(67) Также и возрастание, и убывание относятся и к телесному и бестелесному, не только субсистирующему (телесному и бестелесному), но и к субсистенциям, и их акциденциям. Ибо возрастание и убывание бывают и по размеру пространства, и по времени, и по числу. Те [движения], которые происходят относительно величины пространства, то есть в зависимости от линии, поверхности, тела или места, подходят только к телесному. Те, которые происходят относительно количества времени или числа, соответствуют всему тому, чему свойственны и время, и число: они действительно относятся ко всему порожденному, как телесному, так и бестелесному.

(68) Но и изменение свойственно не только телесным, но и бестелесным субстанциям. Ибо в душе также содержатся некие качества, которые Аристотель называет «обладанием» и «положением»[383], а также «страстными качествами» и «страстями».

(69) Перемещение относится только к телесному. Ибо место, которое по роду называется количеством, подобает только телесному, прилегая к нему; место может быть присоединенным к чему-нибудь только телесному. Итак, природа, [по мнению] тех, кто прикладывал это имя только к телам, понимается через движение, определяющее то, которое подобает одним телам, то есть [движение] относительно места, ибо он сказал:

(70) Природа есть начало движения. В самом деле, как было сказано, оно одно — свойство тел. И, в общем, вследствие указанного свойства, движение относительно места передается телам, а его виды — видам тел. Поэтому, прояснив основания каждого [имени], которое он положил при определении, он так выразился:

(71) Я сказал о «начале движения»... Как если бы: я описал природу через движение, то есть я это сделал, очевидно, потому, что всякое тело имеет собственное движение в соответствии с видом элемента, к которому принадлежит[384]. И [Боэций] поясняет это примерами: Огонь, например, со свойственным его роду движением движется по виду вверх, а земля — вниз. Ведь в мировой сфере огонь — высший предел, а земля — низший. Так что если по какой-либо причине их принудительно соединить так, что огонь переместится сверху вниз, а земля снизу вверх, то, освободившись, элементы устремятся к своим [пределам] под действием собственного веса: огонь вверх, а земля вниз.

(73) Далее, я сказал, что природа есть начало движения само по себе, а не по привходящему признаку, потому, что, выдвинув в качестве предпосылки в определении природы, что она есть начало движения, я добавил само по себе, а не акцидентально; дело тут вот в чем. Как если бы [он хотел сказать]: то, что из этого воспоследует, можно понять из примера. Как это говорилось и о земле, если бы деревянное ложе под [действием] некоей силы оказалось вместо земли в воздухе, то, высвободившись, оно непременно устремится вниз. И поскольку оно и ложе, и деревянное, будучи деревянным по субсистенции, а ложем по привходящему признаку, то оно устремится вниз не по привходящему признаку[385], по которому оно называется ложем. Как если бы [он сказал: оно стремится вниз] благодаря той субсистенции, к которой принадлежит.

(74) В самом деле, оттого, что оно дерево, которое есть (quod est) земля и т. д. Он правильно сказал: оттого, что оно дерево, и добавил: которое есть земля, потому что о них [дереве и земле] говорится, что они относятся к видовым субсистенциям, не только к ним самим, но и к некоторым их сторонам; более того: они приписываются к ним самим постольку, поскольку приписываются к их сторонам. Так, например, говорят, что тепло, здоровье и знание, присущие нам, содействуют видовой субсистенции, по которой мы — люди. В любом случае о них говорится постольку, поскольку на основании этого свойства они соответствуют ее частям, то есть цвет — телесности, здоровье — чувственному восприятию, знание — разумности. Подобным же образом этой видовой субсистенции, по которой ложе есть дерево, той ее части, благодаря которой (quo est) она тождественна земле, подобает падать вниз. Ведь тем оно и разнообразится, что ложе — это дерево, а, мало того, частью этого вида — весом и тяжестью, то есть весом тяжести — оно есть земля. Поэтому очевидно, что оно падает вниз не привходящим образом.