Антология средневековой мысли. Том 1

5. И вот, наконец, обретя в двух лобзаниях двойной опыт божественного достоинства, — ты, верно, не смутишься уповать и на более священное. Ибо, сколь ты возрастаешь в благодати, столь и в уповании ширишься. А посему, да будет любовь твоя пламеннее, и да постучишься ты увереннее за тем, чтобы тебе, по чувству твоему, недостает. Стучащему же отверзнется (Мф. 7, 7).

И уже в том высшем лобзании, в коем высочайшее достоинство и дивная сладость, верую, не будет отказано столь любящему. Вот путь, вот следование. Сначала к стопам припадем и горько оплакиваем перед очами Господа, нас сотворившего, нами сотворенное. Затем взыскуем руки возвышающего и укрепляющего колена расслабленные. И, наконец, когда того многими мольбами и слезами достигнем, тогда только, пожалуй, дерзаем поднять голову к самым устам славы, дабы, в трепете и робости не только воссозерцать, но и облобызать; ибо Господь Христос есть дух перед лицом нашим, к коему припадаем в священном лобзании, «дух един» по снисхождению его становимся[461].

6. Тебе, Господи Иисусе, Тебе заслуженно рекло сердце мое: «Изыскало Тебя лицо мое, лик Твой, Господи, да обрету»[462]. Ибо воутрие дал Ты мне услыхать милосердие Твое, когда мне, по началу во прах лежащему и следы твои досточтимые лобзающему, что дурное содеял я в жизни, отпустил. Далее, по восходе дня Ты возрадовал душу раба твоего, когда затем в лобзании длани твоей уже явил благодать жития во благе. И теперь что остается, о благий Господи, кроме как в полноте света (Пс. 22, 1-2)[463], в пылании духа к лобзанию уст твоих меня достойно допуская, преисполнить меня радости от лика Твоего? Укажи мне, о сладчайший, о пресветлый, укажи мне, где пасешь, где покоишь в полдень.

Братия, «хорошо нам здесь быть» (Мф. 17,4), но вот отзывают нас заботы дня. Ибо те, кои, как сообщают, сейчас к нам прибыли, заставляют скорее прерывать, чем окончить усладительную проповедь. Я изыду к чужестранцам, дабы ни в чем не пренебречь обязательствами того благоволения, о коем ведем речь, чтобы, пожалуй, и о пас не довелось услыхать: «Ибо они говорят и не делают» (Мф. 23,3).

А вы, между тем, молите, дабы добровольное благоречение уст моих содеял Господь к назиданию вашему и к хвале и славе имени Его.

ПРОПОВЕДЬ ЧЕТВЕРТАЯ [464]

Нам следовало бы отметить, что по типу сережек, какие ей [супруге] они дарят, [тс] являются золотыми и украшенными серебром. Золото означает сияние божественной природы, мудрость, которая исходит от другого. Божественные ювелиры, кому доверена эта работа, обещают, что выкупят сияющие свидетельства истины и оденут их на внутренние уши души. Я не вижу, что это может означать, если не строение неких духовных образов с целью принесения самой чистой интуиции Божественной мудрости к глазам души, которая созерцает; чтобы соделать ее [душу] способной видеть, как изображение отражается в зеркале, то есть какое еще невозможно созерцать лицом к лицу. Предметы, о которых мы говорим, являются божественными, полностью скрытыми [для всех], исключая того, кто это [уже] испытал. Пока [человек] еще в этом смертном теле еще живет вера, и ясный внутренний свет не так ясен, можно только частично созерцать чистую истину. Всякий, кто получил этот дар от другого, может сказать словами св. Павла: «Теперь я знаю отчасти», и «мы знаем отчасти и отчасти прозреваем»[465]. Когда духовный человек восхищен вне себя и получает некое видение от Бога, которое внезапно возжигает в его разуме светильник, внезапно, но откуда я не знаю, образы земных предметов переполняют воображение, или как помощь восприятия, или чтобы умерить интенсивность Божественного Света. Они [образы] являются приложением к чувствам божественно воспламененным, так что в их тени окружность истины, сияющая и вполне чистая, делается более воспринимаемой для ума и более приспособленной быть переданной другим. Мое мнение состоит в том, что они сформировались в нашем воображении по вдохновению святых ангелов, а с другой стороны, вне всякого сомнения, что дурные побуждения противной природы даны нам падшими ангелами.

4. Возможно, кроме того, мы имеем здесь те отраженные образы, виденные апостолом в зеркале (1 Кор. 13, 12) и вылепленные, как я сказал, руками ангелов, образы прекрасные и чистые, которые, чувствую я, приводят нас некоторым образом в соприкосновение с бытием Божиим, воспринимаемом в своем чистом состоянии без всякой тени телесной сущности. Я приписываю это ангельскому искусству, которое неким приемлемым образом его [бытие Божие] одевает, и открывает изящество Его образа. Что более ясно из другого стиха: «Мы, мастера, сделаем вам изображения золотые с серебряными украшениями» (Песн. 1, 10). «С украшениями из серебра» или «украшенные серебром» означает одно и то же. Мне кажется, это вовсе не означает, что ангелы производят эти образы внутри нас, но что они вдыхают изящество выражения, которое в образе, таком удобном и грациозном, украшая с великой ясностью и сильной радостью нашу взаимосвязь в единстве.