Антология средневековой мысли. Том 1

II. 5. Теперь будьте снисходительны к моей неточности, поскольку желаю я рассказать вам мой опыт, как я вам это обещал, только самое важное... Я допускаю, что Слово исходило от меня, я говорю в восхищении, и [не от] меня, я никогда не обладал знанием его прихода. Я ощущал его присутствие, я вспоминал после, что оно было во мне, несколько раз я предчувствовал его приход, но я никогда не был осведомлен о его приходе или уходе, и откуда оно приходит, когда посещает душу мою, и куда оно идет, и с какой целью входит и уходит. Я предполагаю, что не знаю даже часа, как говорит Иоанн: «Вы не знаете, откуда оно приходит и куда идет» (Ин. 3, 8). В этом нет ничего странного, поскольку им же сказано: «Не познают твой приход». Приход Слова не воспринимался моими очами, поскольку оно не имеет цвета; тем более ушами, поскольку оно не производит звука; и ноздрями, поскольку не соединяется с сознанием внешним; оно не воздействовало на внешнее, но сотворило его. Его приход не ощущается ртом, поскольку его невозможно съесть или выпить, оно не может быть потрогано, поскольку не ощущается пальцами. Тогда, как оно вошло? Может быть, оно не вошло, поскольку не приходит из вне? Оно не является одним из предметов, который существует вне нас, также оно не происходит изнутри меня, поскольку оно есть благо, а я знаю, что нет никакого блага во мне. Я поднялся к самой высокой точке во мне, и, вот, Слово еще выше. В своей любознательности я решил исследовать свои самые глубокие чувствования и все-таки я обнаружил его еще более глубоко. Глядя во вне себя, я обнаружил его дальше той точки, которую я мог видеть, и если я вглядываюсь во внутрь, оно находится еще глубже. Тогда я понял истину того, что читал: «В нем мы живем, двигаемся и пребываем»[469]. Блажен человек в ком имеет оно свое бытие, который живет в соответствии с ним и движется им.

6. Вы спросите тогда, как я понял, что оно присутствует, если пути его ни коим образом невозможно открыть? Оно есть жизнь и мощь, и едва входит пробуждает мою душу, которая дремлет; оно движет, обольщает и пронзает мое сердце, потому что сначала оно тяжело как камень и больно. Таким образом, оно начинает корчевать и разрушать, строить и насаждать, орошать сухие места, освещать темные, открывать, что было закрыто, разогревать то, что застыло, делать прямым то, что было криво, приятными — места суровые, так, чтобы душа моя могла благословлять Господа и все то, что есть во мне, могла славить его святое имя. Таким образом, когда Супруг, Слово приходит ко мне, он никогда не позволяет мне узнать его приход по приметам, и по виду, и по звуку, и по восприятию, ни по какому-либо своему движению, по которому я узнал бы его приход, ни по какому-нибудь моему чувству. По которому я воспринял бы его в глубинах моего бытия. Только через движения моего сердца, как я сказал, я воспринял его присутствие, я познал мощь его силы, поскольку моя вина исчезла, а мои человеческие чувства порабощены. Я поразился глубине его мудрости, когда моя тайная вина была открыта и сделалась видимой; в самом маленьком изменении образа моей жизни, я испытал его доброту и его милосердие; в духовном обновлении моего разума, то есть моего внутреннего человека, я прочувствовал славную красоту его, и когда я созерцаю все эти вещи, я полон изумления и восхищения от многообразия его величия.

7. Но когда Слово покинуло меня, все эти духовные способности ослабевают и застывают, и приходят в истощение, начинают остывать, как если бы вынули из очага кипящую кастрюлю, и это — знак его ухода. Тогда с необходимостью, моя душа становится печальной, до тех пор, пока он не вернется в мое сердце, и мое сердце внутри меня снова не воспламеняется, и это есть знак его возвращения. Когда обладаешь таким опытом Слова, что удивительного, если я пользуюсь словами супруги, призывая его, когда оно отошло? Поэтому, несмотря на то, что мой пыл не такой сильный, как его, я поддержан желанием, подобным его. Пока я жив, слово «возвращается», слово призыва, для того, чтобы призвать, слово будет на губах моих.

Столько раз оно удалится от меня, сколько раз я призову его. В пламенном желании моего сердца я не перестану призывать его, умоляя его вернуться, как того, кто собирается уезжать, я буду просить его передать мне радость его спасения, оставить себя самого во мне.

ПРОПОВЕДЬ ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ [470]