Антология средневековой мысли. Том 1

ПРОПОВЕДЬ ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ [466]

2. Что есть на небе, так я связываю и на земле[467], я не сомневаюсь в этом; душа будет испытывать, конечно, то, что эта страница подсказывает, и, конечно, здесь она не может вполне выразить то, что там будет способна уловить, и что не может еще понять. Что, думаете вы, она получит там, когда теперь она поддержана такой великой близостью, что чувствует себя иногда в объятиях Бога, вскормленной на Его груди, сохраненной заботой и рвением Божиим от страха, что не будет разбужена от сна своего никем до тех пор, пока не проснется сама?

II. 3. Вот тогда позвольте мне объяснить, если смогу, что означает этот сон, когда супруг хочет, чтобы его любимая наслаждалась; от чего он не позволяет, чтобы она ни в коем случае не была разбужена, кроме как только по его воле... Этот сон супруги, однако, не является безмятежным отдохновением тела, которое по временам сладостно баюкает плотские чувства и даже, это — не устрашающий сон, который полностью разрушает жизнь. Еще дальше это от того смертного сна, через который человек так безвозвратно впадает в грех, и поэтому умирает. Это — сон легкий, жизненный и живительный, который освещает сердце, прогоняет смерть и сообщает вечную жизнь, поэтому это — настоящий сон, который не отупляет разум, но выносит его. Я говорю без смущения, что это есть смерть, поэтому апостол Павел, когда прославляет христиан, еще живущих во плоти говорит: «Поскольку вы — мертвы, ваша жизнь скрыта со Христом в Боге» (Рим. 6, 4).

4. Не будет глупостью для меня назвать вопрос супруги смертью, которая не уносит жизнь, но жизни устраивает засаду так, что можно сказать: «Мы спасены как птица от силков птицелова». В этой жизни мы двигаемся окруженные ловушками, но они не страшат нас, когда душа обращена во вне себя мыслью сильной и святой, для того, чтобы она соглашалась и переходила в нормальное состояние обычное для мысли — некой сетки, понапрасну наброшенной на очи вдохновенной твари. Зачем же бояться распущенности, где нет даже осознания жизни? Поскольку с того момента, когда душа в экстазе, отсечена вовне от сознания жизни, хотя не от самой жизни, следовательно, с необходимостью отрезана от искушений жизни... Блаженна смерть, которая не отнимает жизнь, но делает ее лучше, блаженна, поскольку тела не похищает, но душа в ней возвышена.

5. Только люди познают это, но, если можно сказать, позвольте мне умереть смертью ангела, преодолевая память настоящих предметов, я мог бы избавиться не только от желания внутренних телесных предметов, но также от желания их образов; поэтому я мог бы наслаждаться беседой чистой с теми, от кого я заимствую чистоту.

III. Этот род восторга по-моему, только или в основном называется созерцанием. Это — знак человеческой добродетели. Даже если ее невозможно уловить в течение жизни с помощью материальных желаний, но только созерцанием, не используя телесных уподоблений, поскольку это, знак ангельской чистоты. Одно и другое, однако, являются даром Божьим; каждый является исходом из себя, каждый — продолжение себя, но с одним происходит гораздо больше вовне, чем в другом.

6. Примите во внимание, поэтому, пусть бы супруга была принята в это безмолвие, там, подавленная красотой пространства, она с умилением плачет в объятиях своего супруга в экстазе; поэтому простецам запрещено будить ее до тех пор, пока ей не захочется.

ПРОПОВЕДЬ СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ [468]