Читаем Антология странного рассказа полностью

Антология странного рассказа

Алексей Цветков-мл , Анна Мазурова , Виктор Валерьевич Шепелев , Владимир Рафеенко , Татьяна Бонч-Осмоловская

О, миг прикосновения натруженных чресел к прохладному шёлку! — будто токи высокого напряжения бурей пронеслись от пяток до макушки (это был настоящий, подлинный экстаз, истинный праздник жемчужно-лотосового, золотисто-фарфорового Дядилазаревого Тела, пронзивший всё его существо, не сомневайтесь, Сиятельнейший Князь!), и в наивысшей, неисчислимой, вневременной и внепространственной точке просветлённости и чистоты, когда Душа тождественна распустившейся в полночь лилии, когда стёрты названия и имена, когда история Мира — лишь краткий вздох умирающей от любви непорочной девушки, подглядывающей (скандал!) за купающимся в ночном серебре юношей (о античные формы, sir…), когда блещущая расплавленным лунным золотом (может, оловом?) рыба ласково бьёт хвостом по незамутнённой, тонкой чешуйчатой плёночке мотылька-сознания, забывшего имя своё на веки вечныя, когда мысль о себе рассыпается в микроскопическую пыль и адсорбируется терпким туманом, настоянным на тысяче трав из оврагов тёмных, где и дна не видать… ДЯДЯ ЛАЗАРЬ УВИДЕЛ.

3.

…Дубовый, отполированный десятилетиями всенощных чаепитий, много познавший и многое забывший, возлюбивший и претерпевший много…

…Где вода в толстой глиняной кружке, которую выпил муравьед?

…И где пустота этой кружки с водой… и что за звук исторгает стареющая глухонемая древесина с прочерченными на блестящей поверхности прожилками-идеомами — чересполосицей зим и лет — и что за птицы поили своими звонкими вибрациями Тело Твое, о Дерево? И что за рыбы поверяли Тебе сокровенные сны, где— только переливы золотого, бирюзового; тёрлись рыбы чешуями о Тело Твоё, пестовали плавниками, доверчиво, как няньке, оставляли Тебе на воспитание детей своих, метали семя своё, увешивая, как бесценными бриллиантами, Тело Твоё светоносными икринками с ма-а-а-хоньким, но уже бьющимся сердечком; отдыхало Тело Твоё на илистом дне безымянной реки, в королевской мантии, с многочисленной свитой и прислугой — рачки, инфузории… О, Дерево! Безмерна ценность Тела Твоего, ибо удостоено Оно шелковистых ласк Первой и Единственной Женщины-Пчелы, источающей благовония рассветных лугов. Но берегись, Король! Как у всякой женщины, у Неё есть скрытое (смертоносное!) оружие — почти невидимое ядовитое жало — для тех, кто не любит Её.

Она — Космос.

Тысячи Солнц и тысячи Лун — в Её фасетах, и кто знает, ЧТО В ЧЁМ ОТРАЖЕНО? Наш мир — не одно ли из Её могучих фасетных излучений, не проекция ли?

Владычица!

Королева!

Мы — дети Твои, мы порождения Твои; даже ты, прочный, устойчивый, отполированный, весь из себя распрекрасный, хоть и королевских кровей, пушка на августейшей лапке Её не стоишь! Так что усмири гордыню и покорно неси свой крест в форме тяжеленного медного самовара, покрытого местами сульфидной голубизной (тоже, между прочим, из благородных — и клеймо мастера на донышке, таких, знаете ли, самоваров теперь — днём с огнём, Ваше Величество!). И опять же — свита, прислуга, правда, не такая многочисленная, как у тебя, Государь, и рангом пониже, но от этого ещё более самодовольная — спесивый Фарфоровый Сервиз (от пра-пра-бабушки, незаконной жены пра-пра-дедушки — о китайские корни, эх…), надменные ложечки — не коснись! — тоже от пра-пра, но уже от другой, законной.

Виват, Император! Твоя мощь — в смирении, радость и печаль — в едином пра-пра-семени, давшем тебе жизнь и возвестившем о Твоём божественном назначении и бытии, о маленький, низенький, колченогенький, кривенький, качаемый ветром, рассохшийся, мерзкий — в липких коричневых пятнах от раздавленных мух, Чистейший, Благороднейший, Почитаемый, Возлюбленный преданными Тебе придворными, СТАРЫЙ САДОВЫЙ СТОЛИК в глубине продрогшего сада, укрытый ровным слоем влажных листьев вперемешку с осколками Луны…

ДВА ТРИДЦАТЬ ВОСЕМЬ ПОПОЛУНОЧИ… Пора бы и самоотождествиться…

Дядя Лазарь полез на сеновал и, обмяуканный старым, свихнувшимся котом, крепко уснул, чтобы, проснувшись, покосив сено и испив 2,5 л парного молока, идти купаться на речку.