— Землетрясение, цунами, ошибка расчета подводной лодки…
— Да, конечно, — улыбнулся посетитель, — но почему утром, ведь написано было: «трехчасовая».
— Где написано?
— На будочке.
— Вы что-то не так поняли. Сегодня — необычная программа. Были в детстве в пионерлагере? Помните конец смены? Взвейтесь кострами, синие ночи? Кстати, вы, случайно, не папа вон той пионерки?
— Ну, разве что случайно.
— Не хотите взять ее под опеку? Ну не щурьтесь вы так.
— Это вы щуритесь.
— Так я ж всегда такой, ладно, вы меня не поняли, я не торгую детским сексом, мне никаких денег не надо, вот ваша сдача.
Кто зазвал эту толпу? — недоумевал Шакир. — Специально? Это хорошо — при таком столпотворении… Хотя это — не помеха.
— Коньяка больше нет! — объявил он.
— А сока не найдется стаканчик?
Шакир налил стакан сока.
— Передайте ей, что на этот раз без дураков, — сказал он.
Сок на самом деле был соком, но попал не в то горло.
Оля закашлялась. Потом хрипло спросила:
— Ты — факир?
— Почему ты так подумала?
— Я просто спросила. Нет, ты — не факир.
— Это даже как-то обидно.
— Не обижайтесь. Вы — не тот факир.
— А где тот?
— Да вон он, за стойкой. Или как его? Хакир?
— Харакир, — сказал мужчина. Оля хмыкнула.
— Я пьяная, — предупредила она.
— А я трезв мертвецки, — сказал он, — а коньяка больше нет.
— Это не вы сегодня подходили на набережной? Картину заказывали?
— А что, уже готово?
— Конечно. Всегда готово.
— Я вам не помешаю? — спросил Шакир, присаживаясь за их столик. — Вы не хотите в карты сыграть?
— Я — нет, — сказала Оля.
— Ну, тогда мы с товарищем и с «болванчиком», да? Без денег, просто так. Как вас звать?
— Матвей Ильич. Я тоже не хочу играть.
— Жаль. Мне все надоели, а вы мне чем-то оба нравитесь. Оля, прости за огненную воду.
— Вы не знаете, что это так хрустит? — спросила Оля.
— Действительно — что это так хрустит? — спохватился Шакир. Хруст прекратился, и одновременно из-за соседнего столика поднялся человек. Он подошел к стойке и сказал:
— Я хочу расплатиться за стакан.
— Стакан чего? — переспросила женщина, стоявшая на месте Шакира. — Я не поняла.
— Стакан ничего. Просто стакан.
— Мы стаканы не продаем.
— Я же не знал.
— Так знайте.
— Поздно.
— Это еще почему?
— Я уже полстакана съел.
— Шакир, подойди! — закричала женщина.
— В чем дело? — спросил Шакир, подходя к стойке.
— Вот он — стакан съел.
Последним словом женщина как будто подавилась.
— Я все понял, — сказал Шакир, — заплатите сколько не жалко. Ответственный вы наш.
— Он не ваш! — закричал человек, который сидел за столиком стеклоеда.
— Брат, чего это он? — спросил Шакир.
— Он тебе не брат! — закричал тот же человек. Стеклоед молчал.
— Вообще-то все люди — братья, — тихо сказала Оля.
— Не все! Ты не вмешивайся!
Оля, сощурившись, попыталась разглядеть источник бреда. Человечек был зол. Погладить его? Руку откусит. Стаканы грызет. Нет, это не он, это вон тот, но они какие-то одинаковые. Оля увидела на столе объедок стакана и расхохоталась.
— Да я не над вами, — сказала она, встретившись с человечком глазами.
— Вы — козлы, — сказал человечек, — вы не понимаете, кто это. Но лучше вам и не знать.
— Чего? Да я сама могу стакан съесть, — сказала Оля, — что, не веришь?
Она схватила стакан, но Матвей Ильич выдернул его у нее из рук.
— Я могу! — закричала Оля.
— Никто не сомневается, — сказал Матвей Ильич.
— Убери руку!
— Нет.
— Тогда уведи меня отсюда.
На лестнице она упала, Матвей Ильич помог ей подняться и больше не выпускал ее из рук. На палубе он велел ей держаться за поручень, набросил ей на плечи свою куртку и обнял. Вспомнил вчерашний день, автобус. Поймал? Глупость.
— Стрельнешь мне сигарету? — спросила она.
— Я боюсь тебя оставлять, — сказал он, — к тому же они сами стреляют— посмотри. Трассирующими.
Мимо пролетали красные огоньки, отрывавшиеся от чьих-то сигарет.
— Я бы съела этот чертов стакан, — сказала Оля.
— Не сомневаюсь, — повторил Матвей Ильич.
Открытое море. Ночь. Тихие всплески, потом голоса.
Оля: Шакир пошутил.
Матвей Ильич: Мы уже далеко отплыли, точнее, они далеко отплыли.
Оля: Мы бы все равно услышали.
Матвей Ильич: Я не поверил, но когда ты прыгнула — что мне оставалось делать?
Оля: Я была в Феодосии месяц назад. Сидела в кафе, и вдруг туда вошли люди и сказали, чтобы все немедленно вышли, потому что через пять минут кафе взорвется. Я вышла. Кафе взорвалось.
Матвей Ильич: Никто не остался?
Оля: Некоторые хотели, но их вытолкнули.
Матвей Ильич: Кажется, в этот раз все тихо.
Оля: Даже слишком. Катера вообще не видно, послушай, он исчез!
Матвей Ильич: Точно. Ни зги. Какая-то черная дыра. Больше не оглядываемся.
Оля: Доплывем?
Матвей Ильич: Вне всяких сомнений. Тут нечего плыть. Ты отдохнула?
Оля: Давай еще полежим. Звезды больше, чем огни берега. Значит, они ближе?
Матвей Ильич: Холодно.
Оля: Поплыли к звездам.
Матвей Ильич: Звезды — невод, рыбы — мы…
Оля: Ты хлебнул? А может, мы уже приплыли, смотри — звезды плавают возле нас.
Она зачерпнула горсть и показала Матвею.
Матвей Ильич: Они холодные. Теперь поплыли к огням.
Он нырнул и подплыл снизу. Схватил ее за талию, толкнулся ногами от толщи воды, потянул за собой.
Оля: Еще чуть-чуть полежим.