Антология странного рассказа

Матвей Ильич: Ты замерзнешь.

Оля: Конечно, ты в плавках, так нечестно. Надо бы и мне себе что-нибудь сшить, но нечем.

Матвей Ильич: Рыбой-иглой?

Оля: Где ты их видел? Они уже в Красной Книге.

Матвей Ильич: И мы там будем, если не поплывем.

Оля: Плывем. Выбрось плавки из солидарности. А то будем идти по городу — ты как приличный человек, а я как последняя…

Матвей Ильич: Уже выбросил.

Оля: Главное — доплыть. А там фиги дадут нам и пищу и одежду.

Матвей Ильич: Фиги?

Оля: Они же — инжир.

Матвей Ильич: Ночь полна открытий.

Оля: Он растет здесь повсюду, и его как-то странно не обрывают.

Матвей Ильич: Я как раз подумал, что мне уже не фиг там ловить, на этой суше. И тут — инжир. Плыву.

Оля: Слушай, а как же я?

Матвей Ильич: Ты любишь ближнего. На суше ты исчезнешь. Я был твой временный попутчик, а ты — глоток воды…

Оля: Ты жив? Ау!

Матвей Ильич: Морской… Египетские ночи, воистину. Хлебнул немного, ничего страшного.

Оля: Полежи.

Матвей Ильич: А потом молча до самого берега.

Берега они не видели, даже когда коснулись ногами дна. Берег был совершенно черный, а огни были по-прежнему далеко — на горе. Они долго лежали на гальке, потом встали, не разнимая объятий, и пошли против серого предрассветного ветра.

Матвей Ильич: Слушай, у меня как бы это… Гениталии… Ты прости, что я тебе говорю, но они горят прямо. Как будто их отхлестали крапивой.

Оля: Это — медуза. Ничего страшного. Это даже полезно.

Матвей Ильич: Я устал от процедур. Я же тут был в санатории.

Оля: Был? Ты уезжаешь?

Матвей Ильич: Нет, я сбежал — ты что, не видишь? Пойдем в тот домик — кажется, дверь открыта.

Оля: Это — домик спасателей. Зачем они нам теперь?

Матвей Ильич: Согреться.

Оля: Света нет. Голый бетон. Пойдем, здесь еще холоднее.

Матвей Ильич: А вот лодка.

Оля: Эй, ты, человек за бортом, мы на суше.

Матвей Ильич: Но куда мы пойдем?

Оля: Ко мне.

Матвей Ильич: Там ведь твоя мама.

Оля: Я скажу ей, что нашла папу. Давай посчитаем: мог ты здесь быть шестнадцать лет назад?

Матвей Ильич: Кажется, нет.

Оля: Но мы скажем. А она все равно его не помнит, так что ты сойдешь.

Матвей Ильич: Это уже было у Фриша. «Homo Faber».

Оля: А чем кончилось?

Матвей Ильич: Ничем. Ах, да, ее укусила змея, и она умерла.

Оля: Мама?

Матвей Ильич: Да нет, дочка.

Оля: Но у нас все иначе — медуза укусила фатера.

Матвей Ильич: Фабера. Болит. Она ядовитая?

Оля: Если она была с синими кругами.

Матвей Ильич: Этого мы как раз и не знаем. Может быть, это вообще была не медуза.

Оля (поет): С неба звездочка упала прямо милому в штаны…

Матвей Ильич: Давай лучше попробуем проникнуть в санаторий.

Оля: Ты, что, не заметил, что это другой город?

Матвей Ильич: Я вообще пока города не заметил.

Оля: Мы не дойдем.

Матвей Ильич: Прощай, санаторий.

Оля: Знаешь, я лежала как-то в психушке…

Матвей Ильич: На самом деле?

Оля: Да, да, да. И там было два отделения: «санаторное» и «наблюдаемое». И я тебе хотела сказать, что в «санаторном» намного лучше. А все на самом деле — психушка. Так что ты подумай — стоит ли тебе бежать.

Матвей Ильич: А как ты туда попала?

Оля: Суицид. Хотя на самом деле просто переела таблеток. Я тогда на них сидела. Вообще, я не думаю, что ты меня правильно представляешь. Я стала пай-девочкой только год назад. А до этого было много всякого. В тринадцать лет я сбежала от мамы к одному человеку. Он как раз вышел, отсидев лет десять. Он меня бил. Хотя и кормил. Немножко. Так что маму уже ничем не удивишь. А тебя? Я тебя удивляю?

Матвей Ильич: Мне кажется, ты сочиняешь.

Оля: Просто у меня был потом совсем другой друг. Он читал книжки, даже писал, и читал мне вслух. Нет, я ничего не сочиняю. А ты что думаешь, нормальный человек прыгнул бы вот так — за борт? Не надо набрасывать на меня сеть.

Матвей Ильич: Это — не сеть, это парашют. Или палатка, сшитая из парашюта, — не поймешь.

Оля: Я мечтаю прыгнуть с парашютом. Но не берут, сволочи. Мои друзья. Омоновцы. Сами прыгают, а меня не берут.

Матвей Ильич: Слушай, у тебя всесторонние связи.

Оля: А ты как думал. Смотри, я поймала черную кошку в темной комнате.

Матвей Ильич: Брось ее.

Оля: Какой ты умный.

Матвей Ильич: Я сонный. Я засыпаю. Этот заплыв меня ухандохал.

Оля: Погладь ее.

Матвей Ильич: Ее же нет.

Оля: Кого же я глажу?

Матвей Ильич: Себя.

Оля: Но ты же меня не гладишь и не можешь знать, есть я тут или нет. Да, да, так хорошо… Да… Ты не хочешь меня попробовать?

Матвей Ильич: После моря ты и здесь такая же, как там, ты везде одинаковая на вкус.

Оля: А у тебя хвост вырос уже на суше, и он совсем не соленый.

Матвей Ильич: Зато у тебя… Все шутки соленые… Мы с тобой сошли с ума… Спасибо…

Оля: Вам спасибо. Я вас проглотила, миллионы вас во мне теперь, и тьмы, и тьмы, и тьмы…

Матвей Ильич: И все с раскосыми и жадными.

Оля: Как у Шакира. Тебе понравилось? Ты знаешь, как это называется?

Матвей Ильич: Еще бы. Это первый раз со мной случилось в шестьдесят девятом году.

Оля (смеясь): Смешно.

Матвей Ильич: Или это дежа вю? Или мы снова превращались во что-то другое? В змею, глотающую свой хвост? Совместный сдвиг по фазе. Амфора, амфибрахий, уроборос, синхрофазотрон…

Оля: Чего-чего?